Код произведения: 9208
Автор: Ревич Всеволод
Наименование: Есть мертвые, которых надо убивать
ЕСТЬ МЕРТВЫЕ, КОТОРЫХ НАДО УБИВАТЬ
После необыкновенного взлета в 60-70-ых годах отечественная фантастика
впала в раздумье, хотя, казалось бы, именно сейчас, освободившись от цен-
зурного досмотра, ей бы обрести второе дыхание. Но, видимо, существуют не-
познанные законы, управляющие волнами творчества. Нечто подобное происходит
и в нашем кинематографе, и в "большой" литературе.
Но было бы неверно утверждать, что кроме чернухи, отвратившей от себя
и читателей, и зрителей в фантастике 80-90-ых годов нет не только серьез-
ных, но и принципиально новых произведений. Одной из центральных в ней ста-
ла тема альтернативной истории. Нельзя, конечно, сказать, что она возникла
в фантастике только за последнее время. Но раньше авторов интересовала ско-
рее сама возможность этого феномена, нежели его результат. Можно вспомнить
роман Дж.Финнея "Меж двух времен", в котором ЦРУ разрабатывает бескровный
проект ликвидации Фиделя Кастро. Для этого достаточно направить агентов в
начало века, чтобы они помешали встрече его родителей. Что было бы с буду-
щей Кубой в этом случае, автора не занимает. Точно также в давней повести
"Хождение за три мира" А.и С.Абрамовых интересует лишь сам факт существова-
ния параллельных миров, а развивается в них история одинаково. Но сегодняш-
него читателя вряд ли так уж волнует "чистая" фантастика. Он слишком много
пережил за последнее время. Каждый мыслящий человек и без всякой фантастики
хотя бы изредка задавался философскими апориями: а что было бы, если бы Ле-
нин прожил подольше, если бы Орджоникидзе и Куйбышев вместо того, чтобы
стрелять в себя, сначала выстрелили бы в Сталина, если бы бомба появилась у
Сталина или Гитлера раньше, чем у американцев... Нетрудно понять, что это
не просто золотая жила для фантастики, но и появившийся у нее шанс вновь
занять почетное место среди муз. Начнем с уже упомянутого Сергея Абрамова,
у которого можно найти несколько предшественников в западной фантастике,
например, хорошо известного у них и плохо известного у нас Филипа Дика.
Вот ведь как интересно получается. Когда-то ОНИ считались настолько
социально недоразвитыми, что МЫ, вооруженные единственно верным научным ми-
ровоззрением, снисходительно поучали их азам политграмоты. История и в
прошлом, и в будущем должно была развиваться только по установленным нами
законам, а потому шаг вправо - шаг влево расценивался как побег со всеми
вытекающими из него последствиями. Может быть, потому мы высокомерно проиг-
норировали вышедшую еще в 1956 году книгу Филипа Дика "Человек в Высоком
замке", где было сделано предположение: что случилось бы с нашим миром, по-
беди в Второй мировой войне державы оси... Вот-мол до чего буржуй догово-
рился. Такого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Но если бы
мы умели или осмеливались думать чуточку пошире, то могли бы разглядеть,
что - даже с тогдашних позиций - книга Дика проникнута подлинной ненавистью
к фашизму, а нашествие новоявленных гуннов расценивается в ней как глобаль-
ная катастрофа.
... После окончания войны прошло лет пятнадцать. К этому времени гит-
леровцы уже решили проблему евреев, цыган и других "бродячих" народов. Лик-
видацию африканских негров они заканчивают , хотя и сами не понимают, зачем
это делают. США стали протекторатом Германии и Японии. Россия еле дышит за
Уралом, Украиной распоряжаются немецкие фермеры... Такова исходная картина
мира по Ф.Дику.
Единственно серьезный упрек, который мы имели бы право предъявить ав-
тору, заключается в том, что уж больно незначительно место, отведенное им
России. Проигрывая, мы бы, конечно, не сдались столь смиренно, и даже через
пятнадцать лет после окончания войны Россия не была бы покорной рабой на
сибирских задворках. Вряд ли в этом можно сомневаться, все мы видели, как
позорно бежали американцы из Вьетнама, а мы из Афганистана.
Но не будем увлекаться предположениями - на самом-то деле мы победили,
и какой бы ценой ни далась нам эта победа, народ свою стану отстоял, нез-
ванным хозяевам сесть себе на шею не позволил. Будем же снисходительны к
- 2 -
американскому автору, который многое знал лучше нас, но еще больше он не
знал.
Когда, наконец, роман Дика все же добрался до нас, я имел честь напи-
сать на него рецензию, в которой искренне предположил, что едва ли найдется
отечественный фантаст, который положил бы в основу своей книги такую же
жуткую историческую гипотезу. Не со страха, нет, а потому что мне казалось
/и сейчас кажется/, что после немыслимых страданий, которые выпали на долю
нашей страны, заниматься литературными играми кощунственно и постыдно. Не
та тема.
Ах, я был наивен! Не успела высохнуть типографская краска на рецензии,
как Сергей Абрамов дважды тиснул свою "утопию" - "Тихий ангел пролетел"
/1994 г./. Обозначение "утопия" принадлежит автору, и это действительно
утопия, если считать ее главным признаком умилительность, чему вовсе не ме-
шает обилие грубых слов из полууголовного, а иногда и одесского арго /"Кин-
дэпнули тебя, флюгер, фигец котенку Машке", "И что вы себе думаете? Иль-
ин-таки сел" и т.д./ Правда, в этом отношении Абрамову далеко до аксеновс-
кого "Острова Крым", в котором наличествует полный набор русской ненорма-
тивной лексики. Надо ли искать лучшее доказательство неограниченной свободы
слова там, у них? Стоило человеку уехать и ему, блин, стало все доступно...
Но, как говорится, ценим "Остров Крым" не только за это.
Я назвал единственное ограничение, которое накладывает на перо Абрамо-
ва суровая необходимость печататься в отечественных типографиях. В отноше-
нии же содержания его ничто не стесняло.
Странная это книжка. Со многим в ней можно согласиться. Например, с
тем, как он разделал под орех жизнь нашей славной державы при коммунистах.
Не стал автор также церемонится с Сталиным и его камарильей; в начале 1942
года от них - по Абрамову - не осталось и следа, ни в книге, ни в истории.
Ныне же страна процветает, в ней, как и почти во всем мире, з д о р о-
в а я э к о н о м и к а /подчеркнуто автором/. Даже обыкновенный кочегар
имеет возможность за смену опрокинуть десяток банок пива "Хейнекейн" и за-
кусить отличной колбаской. Если не роскошествовать, то треть зарплаты оста-
ется на то, чтобы накапливать сбереженьица на дачный участочек... Ну, нако-
нец-то на Россию просыпался золотой дождь. А почему? А потому, что нас по-
бедили гитлеровцы. Неслыханных зверств они творить не стали. Врали нам,
стало быть, про них. Расстреляли, правда, какую-то шушеру. И книжечки, ко-
нечно, кое-какие сожгли, но по-преимуществу того же Сталина. Через несколь-
ко лет их - и наш - фюрер скончался естественной смертью. На смену ему
столь же естественно пришел Аденауэр. Российская же социалистическая идея
плавно перелилась в национал-социалистическую, а еще конкретнее - в русс-
кую, которая давно ждала своего часа. И вот дождалась. /О судьбе евреев ав-
тор, правда, деликатно умолчал/.
Трудно, должно быть, найти другое произведение, где бы связь так назы-
ваемой русской идеи с фашизмом была бы продекларирована столь открыто и
простодушно. Даже не связь - идентичность.
Если пользоваться советской фразеологией, то у автора просто не хвата-
ет слов, чтобы выразить полное удовлетворение. Ни о каких неприятностях от
нашествия немцев он и не вспомнил. Какие там еще фермеры на Украине? Геста-
по даже гебешников с распростертыми объятиями приняло в свои ряды: кто же
станет бросаться такими профессионалами. Не было ни бредовых идей о жизнен-
ном пространстве, ни о превосходстве арийской расы. Не было лагерей смерти,
душегубок, крематориев, Бабьего Яра, варшавского гетто, не было и сопротив-
ления - ни французского, ни югославского, ни белорусского... Ничего не бы-
ло... А всего лишь пролетел над Россией тихий ангел то ли со свастикой, то
ли уже с руническим знаком на рукаве и стала она жить, да поживать, да доб-
ра наживать под сенью дружеских штыков.
Мы похожие теории уже слышали, так что ничего нового автор нам не со-
- 3 -
общил. Любопытна разве что эволюция самого Абрамова. Большинство его много-
численных книг, выходивших в прошлом в соавторстве с отцом, а потом и в ре-
зультате самостоятельных усилий никаких мыслей не содержали. Будем справед-
ливы - вредных тоже не содержали. Иногда Сергею Абрамову что-то удавалось.
Например, в повести "В лесу прифронтовом" несколько физиков проводят опыты
с машиной времени, и в результате одного из них внезапно появляется грузо-
вик с эсэсовцами, которые направляются с явно карательными намерениями в
ближайшее село, жители которого, разумеется, ни о чем не подозревают: вой-
на-то давно кончилась. Тогда можно было подумать, что автор справедливо
предупреждает об опасности непродуманных экспериментов. Но раз уж случилось
непредвиденное, то и автор, и его герои заняли правильную нравственную по-
зицию: почти невооруженные студенты должны остановить карателей во что бы
то ни стало, даже ценой собственных жизней. Что же случилось с редактором
еженедельника "Семья", в котором он вроде бы проповедовал незыблемые, можно
даже сказать христианские, ценности? А то и случилось к чему, видимо, давно
лежала его писательская душа. И я склонен думать, что это неплохо - человек
раскрылся, и мы по крайней мере не будем заблуждаться в его истинных умо-
настроениях. А заодно с ним раскрыли свои карты и все те, кто способствовал
изданию сего ценного труда - редактор журнала "Четвертое измерение" М.Латы-
шев, иэдательства "Олимп" и "Терра". Будем знать. Пригодится.
Вот почему я и начал разговор о повести Абрамова с фразы: "Вот ведь
как интересно получается". Теперь уже мы должны учиться у американского ав-
тора демократическим взглядам, принципиальности, непримиримости в борьбе с
таким, увы, неуничтоженным злом, как фашизм.
Но позвольте, возразят те, кто читал оба произведения, ведь и америка-
нец изображает в своей книге японских оккупантов вовсе не злодеями, не на-
сильниками. Есть тут маленькая разница. Дик угадал тенденции послевоенного
развития Японии и изображает японцев как нацию, отринувшую свое прошлое,
стыдящегося его, стремящегося искупить свою историческую вину перед другими
народами. Как мы знаем в настоящей, невыдуманной истории, то же самое прои-
зошло и с немцами. Но у Абрамова нет ни слова ни о покаянии нации, ни о
преступлениях нацистов. Напротив, именно потому, что они были такими "кру-
тыми", им и удалось навести образцовый орднунг и в своей стране, и в нашей,
и во всем мире. Нам бы самим нипочем не справиться...
Уже помянутый "Остров Крым" Василия Аксенова был написан задолго до
"Тихого ангела..." Он появился в печати как раз тогда, когда советские "Ан-
теи" высаживали ограниченный контингент на афганских аэродромах. Но книги
можно сравнивать по степени авторской свободы. Вот что написал один, как
только получил возможность свободно выговариваться, а вот что написал дру-
гой. /О разнице талантов здесь мы говорить не будем/.
Сочиняя свою "утопию" Аксенов, понятно, не мог еще знать ни об Афга-
нистане, ни о том, когда начнется перестройка, ни о том, во что она превра-
тится. Но из той части книги, которая посвящена описанию бывшего СССР, ста-
новится до боли очевидной неизбежность разрушения, казалось бы, прочнейшей
системы. Как во время спитакского землетрясения выяснилось, что в связующие
растворы воровски подсыпали песочек вместо цемента, так тот же песочек под-
менил цемент в масштабах всей страны. Стругацкие, правда, предвидели этот
крах задолго до Аксенова, но они были вынуждены высказываться более или ме-
нее иносказательно, тогда как удравший за пределы влияния 5-ого отделения
КГБ Аксенов рубил с плеча и называл вещи своими именами. Я бы не называл
манеру изображения нашей доперестроечной жизни сатирической, хотя Аксенов,
похоже, стремился к этому. Но сама действительность была такой, что если
самым натуральным образом, волосок к волоску, по Шилову, выписать ее порт-
рет, то он перешибет всякую сатиру, особенно когда речь заходит о моральном
разложении верхних эшелонов власти.
Но пока в том, что я говорю о романе, нет ни грана фантастики. Это,
- 4 -
можно сказать, реалистические картины жизни и быта нашей страны в недавнем
прошлом. Однако фантастика в книге есть и весьма дерзновенная. Аксенов дает
свой вариант альтернативной истории. Он исходит из того, что в 1920 году
части Красной армии не смогли осилить Перекоп, и Крым остался в руках баро-
на Врангеля, основавшего там республику, которая так и продолжала существо-
вать долгие годы, официально не признанная Советским Союзом.
Одним из фактов, подтверждающих жизненность аксеновской модели, может
служить ситуация, складывающаяся вокруг Китая и Тайваня. Все то же самое -
до мелочей. Богатый остров, проклинаемый центральным правительством, боевые
танцы вблизи "мятежной провинции". Точно так же на Тайване существуют как
требующие воссоединения с большой родиной, так и полной независимости. Бо-
юсь, что и окончится дело так же печально, как в романе: могучий сосед пог-
лотит процветающий остров. И придет конец его процветанию.
Да, похоже на Тайвань. То же, да не то. Не знаю, обратил ли сам автор
внимание, но произошла историческая инверсия. Не могучий Советский Союз
захватил Крым в фантастическом романе, а маленькая республика захватила ог-
ромную страну в реальности. Захватила, развалила, отбросила ненужные части
и принялась за ее кардинальную переделку. А произошло это невидимое вторже-
ние потому, что Остров Крым уже был здесь у нас дома, правда, временно пря-
чась внутри, в душе, если не у каждого, то у многих. Как советские туристы
из романа скрежетали зубами при виде роскошных магазинов на Южном Берегу,
как они завидовали той свободе и гласности, которые царили в республике,
как они тайком мечтали окунуться в порочную атмосферу запретных для советс-
ких граждан районов... - это ли не "Остров Крым" в душах?
И вдруг все пришло к нам на дом. Не выходя за пределы Тверской можно
без очереди купить "Тойету", одеться в такое же платье, как в лучших па-
рижских салонах, забежать в казино или сразиться с "одноруким бандитом",
как в Лас-Вегасе... Правда, большая часть этих игрушек пока еще большинству
господ не по карману. Но разве раньше, когда редкие туристы видели поражаю-
щую их роскошь в зарубежных супермаркетах, она была доступнее?
Аксенов не просто противопоставляет достаток Крымской республики веч-
ному дефициту в Советской стране. Это было бы примитивно. Он и Крым свой не
пощадил. Вовсе это не рай земной. Там преступность, наркотики, проституция
похлеще, чем у нас, там буйствуют молодежные банды с еще более завихренными
мозгами, там орудуют фашиствующие "Волчьи сотни"... Республика Крым хлынула
к нам не только со своими преимуществами, а так сказать, комплексно. Плюс к
этому смешались и схлестнулись две несовместимые экономики - плановая и ры-
ночная. Что ж удивляться тому, что в стране начался хаос. Аксенов изобразил
этот хаос на Крымском пятачке, когда на него неуклюже и несогласованно
вторглись советские вооруженные силы, подставляя себя под удар любого поле-
вого командира, который захотел бы повоевать. /Очень похоже они действовали
и в Чечне/. Может быть, автору не хватило воображения, чтобы представить
себе ту неразбериху, которая уже который год творится в нашей стране, когда
мы попытались с ходу, но так же добровольно, как крымчане в романе, произ-
вести у себя обратный переворот. А когда вторжение произошло, и нам стало
доступно то, о чем мы мечтали, многие ужаснулись и запросились обратно, к
нищенской, но регулярно выплачиваемой зарплате, к убогому, но постоянный
ассортименту продмагов, подкрепляемому праздничными заказами с бутылкой
"Советского шампанского"...
"Остров Крым" - не первая /и не последняя/ попытка изображения незави-
симого государства на упоминаемом полуострове. Видимо, уж больно заманчиво
его местоположение, если при одном взгляде на карту у романистов возникают
соблазнительные идеи.
Первым в советское время за него в 1925 году взялся Борис Лавренев.
Роман его назывался "Крушение республики Итль", и, между прочим, Аксенов
тоже мог бы так назвать свою книгу. Ведь погибли обе выдуманные республики
- 5 -
сходным образом: от своих внутренних раздоров и нашествия северного соседа.
Но вот что удивительно: хотя у Аксенова Крым назван Крымом, а картины
жизни изображаются, как некогда было принято писать, в формах самой жизни,
в то время как у Лавренева слово Крым нигде не упоминается, и республика
Итль не совсем на него похожа /в Крыму нет, например, нефтяных скважин/, а
автор развлекает читателей откровенной буффонадой, при более пристальном
взгляде выясняется, что "Крушение..." имеет более прочную историческую ос-
нову, чем "Остров..." "Черный барон" П.Н.Врангель действительно пытался за-
ложить в Крыму, где он закрепился после поражения Деникина, основы респуб-
ликанской государственности: раздавал помещичьи земли крестьянам, обещал
рабочим защиту от промышленников... И даже набросанный в водевильных тонах
монархический мятеж принца Максимилиана восходит к малоизвестному антивран-
гелевскому восстанию правых офицеров, возглавляемых герцогом Лейхтенберг-
ским, одним из побочных родичей романовской династии.
И, кто знает, если бы Петр Николаевич не увлекся бы планами грандиоз-
ной Реконкисты, а бросил бы свои, немалые, силы на укрепление Турецкого ва-
ла, то вдруг бы фантазия Аксенова и стала бы реальностью. Знает же ХХ век о
существовании двух Германий, двух Корей, двух Китаев...
Да не сложится впечатления, что я, приводя эти, на мой взгляд, небе-
зынтересные историко-литературные факты, хоть в чем-нибудь отдаю предпочте-
ние пустоватой ррреволюционной агитке Лавренева, автору по-настоящему заме-
чательного рассказа "Сорок первый", в котором с большой художественной си-
лой показана бесчеловечность революции, ее эффективность в ускоренной кон-
вертации нормальных людей в палачей. Хотя, возможно, автор ставил перед со-
бой иные задачи.
Когда-то Вадим Шефнер заметил: "Чем дальше от обыденного и рутинного
вынесена точка зрения автора, тем ближе она к подлинной реальности". Изо
всех сил старавшийся потрафить текущему моменту Лавренев со своим романом,
боюсь, уже навсегда засыпан песком истории, несмотря даже на то, что он
разрешил себе /в 1925 году еще можно было/ слегка посмеяться и над самой
революцией, введя в число руководителей повстанцев прожженного авантюриста
грека Косту и кафешантанную певичку Гемму. Но в этой "легкомысленности",
может быть, зорче схвачена маргинальность революции, чем в тяжеловесных
"Разгромах". И все же книга Лавренева в лучшем случае может служить лишь
крошечным свидетельством времени, в котором она создавалась, тогда как
"Остров Крым" - зеркало того времени, которое в нем описано.
И уже совсем недавно внимание на тот же Крым обратил Кир Булычев. В
своем самом крупном романе "Река Хронос" он сдвинулся по этой реке еще вы-
ше. Его герои начали романную жизнь в 1913 году, когда не было не только
революции, но и мировой войны. Соответственно и действующие лица романа,
молодые люди, как сейчас принято говорить, среднего класса, живут мирной
жизнью российских обывателей - оканчивают гимназии, собираются поступать в
университеты, соблазняют горничных, влюбляются. Но в воздухе пахнет грозой,
которую предсказывает отчим главного героя Андрея Берестова Сергей Серафи-
мович, фигура несколько загадочная и не проясненная автором. Но Андрей от-
махивается от этих предупреждений, он влюблен, его пассия Лида отвечает ему
взаимностью, он счастлив, и долгое время сюжетное повествование сосредото-
чивается на похождениях и переживаниях Андрея, Лиды, их друзей в стиле доб-
ротного семейного повествования о жизни чеховской интеллигенции начала ХХ
века. Потом начинается война, происходит Февральская революция, Николай II
отрекается от престола, и только после этого автор резко вводит фантасти-
ческую ноту. Я не имею здесь возможности распутывать сюжетные узлы, в кото-
рых есть и психологические, и детективные, и фантастические петли, скажу
лишь, что после февраля 17-ого года автор раздваивает свое повествование,
давая героям возможность прожить два варианта русской истории. Они коротки,
исторические отрезки, книга кончается декабрем того же года, но всем ясно,
- 6 -
что именно эти несколько месяцев были, выражаясь высоким штилем, судьбонос-
ными для России, все висело на волоске, и действительно шальной выстрел ка-
кого-нибудь лейтенанта, спьяну повернувшего орудие не в ту сторону, мог и
вправду изменить историю нашей несчастной страны на десятилетия вперед. Ав-
тор и использует эту случайность, чтобы показать, что могло бы произойти в
России, если бы Ленину не удалось бы добраться из эмиграции до броневичка
возле Финляндского вокзала. Все и пошло наперекосяк с того момента, когда
вождя большевиков арестовывают в Берлине, а адмиралу Колчаку удается взять
под свой контроль Черноморский флот, вызволить из-под ареста царскую фами-
лию и даже осуществить давнюю мечту российской империи: бросить флот на
Константинополь для захвата этих проклятых проливов, которые доставляли /и
до сих пор доставляют/ столько неприятностей России.
О том, что было с нашей страной после, автор не стал рассказывать, и
мы можем судить об этом только по краткому абзацу, в котором упомянуто, что
через десять лет героям-освободителям императорской семьи на месте сего
знаменательного события все в том же Крыму будет установлен памятник. Сле-
довательно, монархия в России возродилась, а Ленин и большевики сошли с ис-
торической сцены. Автор не уточняет деталей, но мы можем предположить, что
монархия эта была бы конституционной, а Россия стала бы развиваться по пути
всех цивилизованных стран, хотя, с другой стороны, я бы ни за что не пове-
рил, что и ее противники, и ее бывшие союзники спокойно смирились бы с зах-
ватом этих самых проливов. Однако альтернатива, намеченная Булычевым, имела
гораздо больше шансов осуществиться в реальности, чем аксеновская Республи-
ка, не говоря уже об еще более маловероятной, но тем не менее свершившейся
победе большевиков.
Автор не сообщил нам, когда и почему Андрей и Лида воспользовались
своей машиной времени еще раз, но в следующем романе "Заповедник для акаде-
миков", мы, переместившись в 1932 год, обнаруживаем, что Андрей оказался в
лагере, а Лиде приходится скрывать свое замужество с репрессированным.
О 1932 годе, точно так же, как и о 1913-ом или 1917-ом, я, как и боль-
шинство читателей, могу знать только по литературе. И вот, как ни странно,
мне кажется, что более далекие от нас годы автор описал точнее, адекватнее,
если можно так сказать. Не исключено,что я ошибаюсь. Ведь если о том време-
ни написано множество разных, но в том числе и правдивых книг, то по каким,
собственно, произведениям мы можем судить о конце Первой и начале Второй
пятилеток? Не по вранью же Эренбурга, Катаева, Коптяевой или Шолохова /я
имею в виду "Поднятую целину"/? Маленькой "Зависти" Юрия Олеши и локальных
сцен из "Мастера и Маргариты" явно недостаточно, чтобы ясно представить се-
бе атмосферу тех лет.
Повторяю, может, я ошибаюсь, но по некоторым признакам мне кажется,
что в начале 30-ых годов революционный энтузиазм, хотя и во многом вывет-
рился, но окончательно не угас. Поэтому атмосфера повального страха и все-
общего сыска кажется мне преувеличеной. Автор явно смотрит на 32-ой год че-
рез призму 37-ого, 41-ого, 53-его. И вообще мне кажется первая половина по
меньшей мере растянутой.
Зато ее недостатки окупаются второй, в которой протянулся параллельный
исторический ход; его нереальность автор подчеркивает заглавием: "Как это
могло быть". И опять я повторяю фразу - странно, но вторая, фантастическая
часть кажется мне гораздо истинее воспроизводящей обстановку тех лет, чем
первая, названная "Как это было". Правда, здесь речь идет уже не о начале,
а о конце 30-ых годов.
Мог ли Сталин создать атомную бомбу первым? Думаю, что нет, для этого
необходимо было изначально иное отношение к науке и к ученым. Точно так же
и Гитлер мог и не мог этого сделать по той же самой причине. И все-таки ка-
кое счастье, что боги лишили двух тиранов остатков и без того небогатого
разума. Может быть, мы и существуем еще на этой планете только потому, что
- 7 -
в руках вождя народов / о чем, правда, не все народы были проинформированы/
бомба оказалась тогда, когда он уже не мог ею воспользоваться. Ведь даже
Америка, которая при всех издержках и оговорках, все же могла считаться де-
мократической страной, заполучив в руки такое оружие, не удержалась от соб-
лазна применить его отнюдь не в боевых, тем более не в оборонительных це-
лях, принеся в жертву ни в чем не повинных жителей Хиросимы. Всего четырех
месяцев жизни не хватило президенту Рузвельту, чтобы - я уверен - предотв-
ратить преступление.
Мы знаем, что великие физики мира согласились участвовать в американс-
ком проекте, лишь поверив слухами о том, что атомная бомба у Гитлера на
подходе. Сказать, как относятся к своей работе советские ученые в романе
Булычева, трудно: автор нам их не показал, за исключением мрачной фигуры
руководителя проекта Матвея Шавло, честолюбца и, видимо, националиста. Шав-
ло - это не Курчатов; Курчатов стал работать над атомной бомбой, как и Са-
харов над водородной, уже зная, что такое оружие у американцев есть.
Но так или иначе в булычевском "Заповеднике..." в секретной зоне атом-
ную бомбу создают. Если быть точным - две бомбы. Одну из них испытывают на
месте, построив для этой цели всамделишный город и согнав в него обреченных
зеков, в их числе Андрея. Правда, и после успешно проведенного испытания
Андрей как герой фантастического романа остается в живых. Однако есть еще
вторая бомба. Действие происходит в 39-ом году, до начала войны с Германи-
ей.. Но Сталин все-таки подвергает бомбардировке... Варшаву, чем весьма
озадачивает лидеров западных держав. Им не дано понять, что его мстительная
натура затаила еще с Гражданской войны обиду на гордый, непокорившийся
красным конникам город. И надо же было так случиться, что в момент бомбежки
Гитлер принимал в польской столице военный парад в честь недавнего покоре-
ния этой страны. Но и Сталин ненадолго пережил своего фашистского визави:
ему на стол с торжеством положили сувенир, привезенный с места испытаний -
расплавленный кирпич, чтобы пользоваться им как пресс-папье. О существова-
нии радиоактивности еще не знали, а если кто и подозревал, то побоялся ска-
зать. После смерти Сталина от лучевой болезни в воздух поднялись англо-аме-
риканские бомбардировщики и сравняли с землей секретный объект. Равновесие
в мире было временно восстановлено. А Андрею, вывезенному будущими союзни-
ками России за границу, снова предлагают альтернативу - вернуться в родную
страну, в реальную историю, где, правда, живы и Сталин, и Гитлер, но зато
его там ждет Лида. Суждено ли влюбленным встретиться вновь? Кто их знает. Я
имею в виду писателей-фантастов.
А если герои все-таки встретятся, то у них будет масса возможностей
убежать по реке времени от бериевских преследований, от ужасов 41-ого года,
от Чернобыльской катастрофы... Только вряд ли они найдут в нашем веке год,
попав в который, они могли бы наконец вздохнуть спокойно, обрести жизненное
призвание, заиметь детей... Ведь они, выбирая год остановки, ничего о нем
не знают. В сущности перед нами непрерывная попытка к бегству, попытка уйти
из своего времени, которая, как известно еще из повести Стругацких, не мо-
жет кончиться добром.
Сталин, какими бы уничижительными эпитетами его ни награждали, конеч-
но, останется в истории как одна из центральных фигур ХХ века, швырнувший
этот век в такой крутой штопор, что мы из него не можем выйти до сих пор.
Поэтому, естественно, что он становится персонажем множества реалистичес-
ких, фантастических, сатирических произведений, в которых разные авторы с
разных сторон пытаются оценить эту зловещую фигуру. Недаром еще Ларошфуко
сказал: "Зло, как и добро, имеет своих героев". Трагическая история нашей
страны заставляет писателей рассматривать, как мы видели, различные истори-
ческие варианты, снова и снова пытаясь понять: а неизбежно ли было то, что
с нами случилось, а нельзя ли было этих страданий избежать? Но такой ориги-
нальной и такой, по сути, издевательской трактовки образа Иосифа Виссарио-
- 8 -
новича, какую предложил Вячеслав Рыбаков в рассказе "Давние потери" /1990
г./ едва ли можно еще где-либо отыскать.
Молодой фантаст изобразил Сталина таким, каким он вырисовывается на
плакатах, где держит в обнимку девочку Мамлакат - добродушным, улыбающимся
в усы, лучшим другом детей и физкультурников, великим, но скромным филосо-
фом, искусным дипломатом, близким другом Сергея Королева и Николая Вавило-
ва... Сталин дан восторженными глазами его личной стенографистки-комсомолки
/еврейки, между прочим/. Он совсем замучил бедную девочку государственными
делами и страшно ей сочувствует, потому что ему и самому больше всего на
свете хочется покончить наконец со всей этой суетней и уткнуться в журнал с
новыми "осиными" стихами, который ему по большому блату дал на одну ночь
Бухарин. /"Ося", как вы догадались, это Мандельштам/. Да и над собой надо
поработать, ведь справедливо попенял ему Зощенко: он незаметно для себя
стал не говорить, а вещать...
Такой вот Сталин. Добрый-добрый... кто? Добрый царь? Добрый генсек?
Добрый вождь всех народов? Ведь при всех тех рождественских картинках, ко-
торые нарисовал Рыбаков, он нигде не обмолвился о том, что этот человек
кем-то избран на столь высокий пост, тем более всенародно, тем более демок-
ратически. Нет, за ним стоит все та же партия /даже Зощенко оказывается де-
легатом съезда/, все то же политбюро, те же соратники, то есть та же дикта-
тура пролетариата ли, партии ли, только "хорошая" диктатура, такая, какой
ее изображали пропагандисты типа Радека, расстреливаемые ею же через опре-
деленные промежутки времени. И, может быть, из всех, казалось бы, совершен-
но невероятных исторических зигзагов, которые только что прошли перед наши-
ми глазами, этот - самый невероятный. Не бывает хороших диктатур. Или тогда
она уже не будет диктатурой.
Всеволод РЕВИЧ