Код произведения: 624
Автор: Азимов Айзек
Наименование: Ключ
Айзек АЗИМОВ
КЛЮЧ
Этот рассказ написан при исключительно приятных обстоятельствах.
Джозеф и Эдвард Ферманы, отец и сын, издатели "Журнала фэнтези и научной
фантастики" решили выпустить специальный посвященный мне номер.
Я сделал вид, что меня одолевает скромность, но на самом деле это
тешило мое тщеславие и покорило меня. Когда они сказали, что для этого
номера им нужен совершенно новый рассказ, я немедленно согласился.
И вот я сел и написал четвертый рассказ о Уэнделле Эрте, ровно через
десять лет после третьего. Так приятно снова оказаться в упряжи, приятно
видеть и вышедший специальный номер. Эд Эмшуиллер, несравненный
иллюстратор фантастики, выполнил мой портрет для обложки и совершил
невероятный tour de force [Дело необыкновенной трудности, подвиг - (фр.)],
заставив меня на портрете выглядеть одновременно и похожим, и красивым.
Если я смогу уговорить "Даблдей" поместить этот же портрет на суперобложке
этой книги, вы сами убедитесь [Речь идет о первом издании в твердом
переплете. - Прим. авт.].
Карл Дженнингс знал, что умирает. У него еще несколько часов жизни, а
сделать нужно очень много.
Отсрочки смертного приговора не будет, он на Луне, и связь не
действует.
Даже на Земле остается несколько мест, где без исправного радио
человек погибнет, и ему не поможет рука другого человека, его не пожалеет
сердце другого человека и даже взгляд другого человека не упадет на его
труп. Здесь же, на Луне, мало других мест.
Земляне, конечно, знают, что он на Луне. Он участник геологической
экспедиции - нет, селенологической экспедиции! Странно, как
ориентированный на Землю ум настаивает на этом "гео-".
Работая, он с усилием заставлял себя размышлять. Он умирает, но
по-прежнему в мыслях его искусственно установленная ясность. Он беспокойно
осмотрелся. Ничего не видно. Он во тьме вечной тени северного края стены
кратера; чернота здесь изредка прерывается только вспышками фонарика. Он
зажигает фонарик лишь изредка, частично опасаясь истратить всю энергии,
частично боясь, что его увидят.
Слева, на юге, вдоль близкого горизонта Луны тянется полумесяц яркого
белого солнечного сияния. За горизонтом, невидимый, лежит противоположный
край кратера. Солнце никогда не поднимается так высоко, чтобы заглянуть за
край кратера и осветить поверхность непосредственно у его ног. По крайней
мере радиации он может не опасаться.
Он копал старательно, но неуклюже, обливаясь потом в космическом
скафандре. Ужасно болел бок.
Пыль и обломки не имеют здесь внешности "волшебного замка",
характерной для тех районов Луны, где они подвержены смене света и тьмы,
холода и жары. Здесь, в вечном холоде, медленно обрушивающаяся стена
кратера просто нагромоздила груду неоднородных обломков. Частицы падали с
характерной для Луны неторопливостью и в то же время с видимостью огромной
скорости, потому что не было сопротивления воздуха, не было туманной
дымки, мешающей видеть.
Дженнингс на мгновение зажег фонарик и отбросил в сторону камень.
У него мало времени. Он все глубже закапывался в пыль.
Еще немного, и он сможет положить Аппарат в яму и забросать его.
Штраус его не найдет.
Штраус!
Второй член экспедиции. Участник открытия. Претендент на славу.
Если бы Штраусу нужна была только слава, Дженнингс не возражал бы.
Открытие важнее любого тщеславия. Но Штраусу нужно кое-что другое, нечто
такое, чему Дженнингс должен помешать.
Одно из немногих, за что Дженнингс согласен умереть.
И он умирает.
Они нашли это вместе. Штраус нашел корабль, вернее, обломки корабля,
или еще вернее, то, что, возможно, когда-то было обломками чего-то
аналогичного кораблю.
- Металл! - сказал Штраус, подбирая нечто неровное, почти аморфное.
Его глаза и лицо были едва видны сквозь толстое свинцовое стекло визора,
но резкий грубый голос ясно звучал в наушниках скафандра.
Дженнингс тут же подплыл со своего места в полумиле отсюда. Он
сказал:
- Странно! На поверхности Луны нет свободного металла.
- Не должно быть. Но вы хорошо знаете, что исследована небольшая
часть поверхности Луны. Кто знает, что еще на ней можно найти?
Дженнингс согласно хмыкнул и протянул руку в перчатке к находке.
Да, верно, на поверхности Луны можно обнаружить что угодно. Их
экспедиция первая неправительственная на Луне. До сих пор тут были только
финансируемые правительством группы, выполнявшие одновременно множество
заданий. Признак наступления космической эры - Геологическое общество
смогло послать двух человек на Луну исключительно для изучения
селенологии.
Штраус сказал:
- Похоже, поверхность когда-то была полированной.
- Вы правы, - согласился Дженнингс. - Может, есть еще что-нибудь.
Они нашли еще три куска, два небольших и третий побольше, со следами
шва.
- Отнесем их на корабль, - сказал Штраус.
Они вернулись на своей маленькой скользящей лодке к кораблю. На борту
сбросили скафандры, Дженнингс всегда радовался этому. Он начал яростно
чесать ребра и тереть щеки, пока его светлая кожа не покраснела.
Штраус презрел такие слабости и сразу принялся за работу. Лазерный
луч выжег в металле небольшое углубление, и пары отразились в
спектрографе. В основном титановая сталь, немного кобальта и молибдена.
- Да, он искусственный, - сказал Штраус. Его широкоскулое лицо, как
всегда, было суровым и жестким. Никакого оживления на нем не было, хотя
сердце самого Дженнингса готово было выпрыгнуть из груди.
Может, это возбуждение и заставило Дженнингса начать.
- С такой находкой стали мы с вами богаче стали... - он чуть
подчеркнул слово "стали", чтобы показать игру слов.
Однако Штраус поглядел на Дженнингса с ледяным отвращением, и попытка
поиграть в каламбуры захлебнулась.
Дженнингс вздохнул. У него она почему-то никогда не получается.
Никогда! Он вспомнил, как в университете... Ну, неважно. Их находка
заслуживает гораздо лучшего каламбура, чем он в состоянии сочинить,
несмотря на все спокойствие Штрауса.
А может, Штраус не понимает ее значения. подумал Дженнингс.
Кстати, он почти ничего не знает о Штраусе, кроме его репутации
селенолога. Он читал статьи Штрауса, и полагал, что Штраус читал его
статьи. Их пути могли пересечься еще в университете, но они никогда не
встречались, пока не приняли участие в конкурсе и не были утверждены
членами экспедиции.
Всю неделю пути Дженнингс постоянно сознавал присутствие крупной
фигуры своего спутника, его песочного цвета волос и голубых глаз, привык к
тому, как работают мышцы его челюсти, когда он ест. Сам Дженнингс, гораздо
меньше ростом и изящней, тоже голубоглазый, но темноволосый, старался уйти
подальше от тяжелых проявлений силы и настойчивости своего спутника.
Дженнингс сказал:
- В архивах нет упоминаний о посадке корабля в этой части Луны. Ни
один корабль не разбивался здесь.
- Если бы это были части корабля, - ответил Штраус, - они были бы
ровными и полированными. Эти подверглись эрозии, а атмосферы здесь нет,
значит они многие годы бомбардировались микрометеорами.
Итак, он все-таки видит значение. Дженнингс торжествующе сказал:
- Это не человеческий артефакт. Неземные создания некогда посещали
Луну. Кто знает, как давно?
- Кто знает? - сухо повторил Штраус.
- В отчете...
- Подождите, - повелительно сказал Штраус. - Отчет отправим, когда
будет в чем отчитываться. Если это корабль, то должно быть еще что-нибудь.
Но сейчас продолжать поиски они не могут. Они уже много часов на
ногах, нужно поесть и поспать. Заняться работой лучше со свежими силами,
тогда можно будет посвятить ей многие часы. Молча, без обсуждения они
согласились на этом.
Земля низко висела над восточным горизонтом, почти в полной фазе,
яркая и голубая. Дженнингс смотрел на нее за едой, как всегда, испытывая
острую тоску по дому.
- Выглядит она так мирно, - сказал он, - но на ней шесть миллиардов
человек.
Штраус оторвался от каких-то своих мыслей и ответил:
- Шесть миллиардов человек уничтожают ее.
Дженнингс нахмурился:
- Надеюсь, вы не ультра?
Штраус сказал:
- Какого дьявола вы толкуете?
Дженнингс почувствовал, что краснеет. Он легко краснел, при малейшем
расстройстве или смене эмоций. И это его крайне смущало.
Не отвечая, он продолжал есть.
Уже целое поколение население Земли остается постоянным. Нельзя
позволить дальнейшее увеличение. Это признают все. Но есть и такие,
которые говорят, что просто "не выше" недостаточно; население должно
сократиться. Дженнингс сам разделял эту точку зрения. Разросшееся
человечество поглощает Земной шар живьем.
Но как сократить население? Убеждая сокращать рождаемость, но
добровольно. Однако позже начали раздаваться голоса, что нужно не просто
сокращение, а отбор: выжить должны лучшие, при этом самозваные лучшие сами
выбирали критерии выживаемости.
Дженнингс подумал:
- Я его, наверно, обидел.
Позже, когда он уже засыпал, ему пришло в голову, что он ничего не
знает о характере Штрауса. Что если тот собирается сам отправиться на
поиски, чтобы присвоить себе всю славу и...
Он в тревоге приподнялся на локте, но Штраус дышал ровно; Дженнингс
прислушивался, и тут дыхание Штрауса перешло в храп.
Следующие три дня они упорно искали обломки. Нашли несколько. И еще
кое-что. Участок, покрытый слабым свечением лунных бактерий. Эти бактерии
достаточно распространены, но никто не находил их в таких количествах,
чтобы они испускали видимый свет.
Штраус сказал:
- Здесь, возможно, когда-то находилось органическое существо или его
останки. Оно погибло, но микроорганизмы в нем выжили. И в конце концов
поглотили его.
- И, возможно, расселились, - подхватил Дженнингс. - Может быть, это
вообще источник появления лунных бактерий. У них не лунное происхождение,
они просто приспособились - эпохи назад.
- Но можно сделать и другой вывод. Поскольку эти бактерии абсолютно и
фундаментально отличны от любых видов земной жизни, значит существо, на
котором они паразитировали, - если оно их источник - тоже должно было
фундаментально отличаться. Еще одно указание на неземное происхождение.
След кончился у стены небольшого кратера.
- Тут потребуются большие раскопки, - сказал Дженнингс, и сердце его
упало. - Надо доложить и вызвать помощь.
- Нет, - серьезно возразил Штраус. - Может, помощь ни к чему. Кратер
мог образоваться через миллион лет после крушения корабля.
- И при этом все испарилось, осталось только то, что мы нашли?
Штраус кивнул.
Дженнингс сказал:
- Ну, давайте все равно попробуем. Немного покопать мы можем. Если мы
проведем прямую через места всех находок и продолжим ее...
Штраус работал неохотно и равнодушно, и подлинную находку сделал
Дженнингс. Конечно, это важно! Пусть первые куски металла нашел Штраус,
зато Дженнингс нашел сам артефакт.
Да, это был артефакт, он лежал на глубине в три фута под неправильной
формы камнем. Падая, этот камень не полностью соприкоснулся с
поверхностью, закрыв собой углубление. В нем и пролежал миллионы лет
артефакт, защищенный со всех сторон от радиации, микрометеоров, смены
температур, так что оставался новым и нетронутым.
Дженнингс разу нарек его Аппаратом. Он не был даже отдаленно похож на
какой-нибудь инструмент, но почему ему быть похожим?
- Никаких резких краев нет, - сказал Дженнингс. - Должно быть, он не
сломан.
- Возможно, чего-нибудь не достает.
- Может быть, - согласился Дженнингс, - но в нем как будто нет
подвижных частей. Он сплошной и неуравновешенный. - Он сам заметил, что
опять у него игра слов: "неуравновешенный" можно понять двояко. - Именно
это нам и нужно. Обломок изъеденного металла или участок с бактериями -
это лишь материал для предположений и споров. А вот это настоящее -
Аппарат явно внеземного происхождения.
Аппарат стоял между ними на столе, и оба серьезно рассматривали его.
Дженнингс сказал:
- Все же пора отправить предварительное сообщение.
- Нет! - резко и энергично возразил Штраус. - Дьявол, нет!
- Почему нет?
- Потому что если мы это сделаем, все перейдет в руки Общества. Сюда
слетятся толпы, и нас в лучшем случае упомянут в примечании. Нет! - Штраус
выглядел почти лукаво. - Давайте сделаем все, что сможем, прежде чем
слетятся гарпии.
Дженнингс думал об этом. И не мог не признать, что тоже хочет, чтобы
слава открытия не была у него украдена. Тем не менее...
Он сказал:
- Мне не хотелось бы рисковать, Штраус. - Впервые он подумал, не
назвать ли собеседника по имени, но подавил это желание. - Послушайте,
Штраус, - сказал он, - ждать нельзя. Если у него неземное происхождение,
значит он из другой планетной системы. В Солнечной, кроме Земли, нет
места, где могут существовать развитые формы жизни.
- Это еще не доказано, - ответил Штраус, - но что с того?
- Это значит, что эти существа умели летать меж звездами и далеко
превзошли нас технологически. Кто знает, что расскажет Аппарат об их
технологии? Возможно, это ключ... кто знает к чему? Ключ к невообразимой
революции в науке.
- Это романтический вздор. Если он продукт далеко зашедшей
технологии, мы ничего от него не узнаем. Воскресите Эйнштейна и покажите
ему микропротодеформатор, что он о нем подумает?
- Мы не можем быть уверены, что ничего не узнаем.
- Ну а если даже так? Чему помешает небольшая задержка? Мы только
удостоверимся, что у нас не отнимут славу открывателей.
- Но Штраус... - Дженнингс был почти на грани слез в стремлении
передать свое ощущение важности Аппарата, - а если мы с ним разобьемся? Не
доберемся до Земли? Нельзя им рисковать. - Он погладил Аппарат, как будто
влюбился в него. - Надо сообщить немедленно, и пусть пришлют за ним
корабль. Он слишком ценен...
Он испытывал сильное чувство, и Аппарат как будто потеплел у него под
рукой. Часть его поверхности, полускрытая под металлом, засветилась.
Дженнингс судорожно отдернул руку, и Аппарат потемнел. Но было уже
достаточно: это мгновение бесконечно много прояснило ему.
Он, задыхаясь, сказал:
- Как будто в вашем черепе распахнулось окно. Я видел сквозь него
ваши мысли.
- А я ваши, - ответил Штраус, - читал их, испытывал их, как угодно. -
Он, сохраняя холодное, замкнутое спокойствие, коснулся Аппарата, но ничего
не произошло.
- Вы ультра, - гневно заявил Дженнингс. - Когда я касаюсь... - И он
коснулся. - Вот снова. Я это вижу. Вы с ума сошли? Неужели вы в самом деле
считаете, что нужно уничтожить большинство человечества, сократить его
многосторонность и разнообразие?
Он снял руку с Аппарата, испытывая отвращение к тому, что увидел, и
Аппарат снова потемнел. Опять его осторожно коснулся Штраус, и снова
ничего не произошло.
Штраус сказал:
- Ради Бога, не будем спорить. Эта штука облегчает коммуникацию - это
телепатический усилитель. Почему бы и нет? У клеток мозга свой
электрический потенциал. Мысль можно рассматривать как колеблющееся
электромагнитное поле исключительно малой напряженности...
Дженнингс отвернулся. Он не хотел разговаривать со Штраусом. Он
сказал:
- Мы сообщим немедленно. Наплевать на славу. Берите ее всю. Я хочу
избавиться от этой штуки.
Штраус продолжал о чем-то думать. Потом сказал:
- Это больше чем коммуникатор. Он откликается на эмоции и усиливает
их.
- О чем вы говорите?
- Вы весь день держали его, и только сейчас он дважды отозвался. А
когда я его трогаю, он не отзывается.
- Ну и что?
- Он реагирует, когда вы в состоянии сильного эмоционального
напряжения. Таков механизм приведения его в действие. И когда вы
бесновались насчет ультра, я почувствовал ваши мысли.
- И что же?
- Послушайте, вы уверены, что правы? Любой мыслящий человек на Земле
понимает, что было бы гораздо лучше иметь население в миллиард, чем в
шесть миллиардов. Если бы мы полностью использовали автоматизацию - сейчас
толпы не дают нам сделать это, - у нас была бы эффективная и пригодная к
жизни Земля с населением, скажем, не больше пяти миллионов. Послушайте,
Дженнингс. Не отворачивайтесь.
Жесткость почти исчезла из голоса Штрауса в его стремлении говорить
убедительно.
- Но демократическим путем невозможно сократить население. Вы это
знаете. Дело не в сексуальном стремлении: внутриматочные вложения давно с
этим справились. И это вы знаете. Дело в национализме. Каждая нация хочет,
чтобы сначала сократили свою численность другие, и я с ними согласен. Я
хочу, чтобы моя этническая группа, наша этническая группа преобладала. Я
хочу, чтобы земля принадлежала элите, таким людям, как мы. Только мы
подлинные люди, а толпы полуобезьян сдерживают и уничтожают нас. Они все
равно обречены на смерть, но почему бы не спастись нам?
- Нет, - упрямо ответил Дженнингс. - Ни одна группа не обладает
монополией на человечество. Ваши пять миллионов зеркальных отражений,
лишенные разнообразия, умрут от скуки, и туда им и дорога.
- Эмоциональный вздор, Дженнингс. Вы сами в это не верите. Вас просто
приучили так думать ваши проклятые эгалитаристы. Послушайте, этот Аппарат
- то, что нам нужно. Даже если мы не сумеем понять, как он работает, и
повторить его, он один справится. С его помощью мы получим власть над
ключевыми людьми и мало-помалу навяжем свой взгляд на мир. Организация у
нас уже есть. Вы это знаете, потому что заглянули в мой мозг. Она лучше
подготовлена, у нее лучшая мотивация, чем у любой другой организации на
Земле. К нам ежедневно присоединяются лучшие умы человечества. Почему бы
не присоединиться и вам? Этот инструмент ключ, но не просто к знаниям. Это
ключ к окончательному решению главной проблемы человечества.
Присоединяйтесь к нам! Присоединяйтесь к нам! - Он достиг такого
возбуждения, какого Дженнингс никогда у него не видел.
Рука Штрауса опустилась на Аппарат, который на мгновение вспыхнул и
тут же погас.
Дженнингс невесело улыбнулся. Он понял смысл происходящего. Штраус
отчаянно пытался ввести себя в состояние эмоционального возбуждения, чтобы
сработал Аппарат, но не сумел.
- У вас он не действует. - сказал Дженнингс. - У вас, как у
проклятого сверхчеловека, слишком сильный самоконтроль, вы не можете его
убрать. - Он взял Аппарат в дрожащие руки, и тот мгновенно засветился.
- Тогда вы работайте с ним. И вам будет принадлежать вся слава
спасителя человечества.
- Ни за что, - ответил Дженнингс, тяжело дыша от охвативших его
чувств. - Я немедленно отправляю сообщение.
- Нет, - ответил Штраус. Он взял со стола один из ножей. - Нож
достаточно острый.
- Не нужно так заострять вопрос, - ответил Дженнингс, даже в такой
момент сознавая игру слов. - Я вижу ваши планы. С этим аппаратом вы можете
всех убедить, что я никогда не существовал. Сможете привести ультра к
победе.
Штраус кивнул.
- Вы правильно прочли мои мысли.
- Но у вас ничего не получится, - выдохнул Дженнингс. - Пока я держу
эту штуку. - И он пожелал, чтобы Штраус застыл.
Штраус судорожно дернулся и покорился. Нож в его дрожащей руке замер,
он не мог приблизиться ни на шаг.
Оба сильно вспотели.
Штраус сказал сквозь сжатые зубы:
- Вы... не сможете... держать его... весь день.
Ощущение совершенно отчетливое, но Дженнингс не был уверен, что мог
бы словесно описать его. Как будто удерживаешь очень сильное скользкое
животное, которое непрерывно вырывается. Дженнингсу пришлось напрягаться
на ощущении неподвижности.
Он не привык к Аппарату. Не умеет им пользоваться. Можно ли ожидать
от человека, никогда не видевшего шпаги, искусства фехтовальщика?
- Совершенно верно, - сказал Штраус, читавший мысли Дженнингса. И
сделал неуверенный шаг вперед.
Дженнингс знал, что не справится с одержимостью Штрауса. Они оба
знали это. Нужно бежать. С Аппаратом.
Но у Дженнингса не могло быть тайн. Штраус видел его мысли. Он
старался встать между ним и скользящей лодкой.
Дженнингс удвоил свои усилия. Не неподвижность, а бессознательность.
Спи, Штраус, отчаянно подумал он. Спи.
Штраус опустился на колени, его глаза закрылись.
С бьющимся сердцем Дженнингс бросился вперед. Если он сможет ударить
его чем-нибудь, перехватить нож...
Но мысли его отвлеклись от сосредоточенной направленности на сон, и
рука Штрауса ухватила Дженнингса за лодыжку, дернула со страшной силой.
Штраус не стал колебаться. Дженнингс споткнулся, а рука, державшая
нож, поднялась и опустилась. Дженнингс ощутил резкую боль, страх и
отчаяние.
Именно эти эмоции превратили свет Аппарата в яркое сияние. Мозг
Дженнингса посылал волны страха и гнева. Рука Штрауса разжалась.
Он откатился с искаженным лицом.
Дженнингс неуверенно встал и попятился. Он не смел ничего сделать,
сосредоточился на том, чтобы держать Штрауса в бессознательном состоянии.
Любая попытка действий блокирует силу его воздействия: он не может
эффективно воспользоваться собственной мыслью.
Он попятился к скользящей лодке. На борту он сможет... бинты...
Скользящая лодка не предназначена для продолжительных поездок.
Дженнингс тоже - в своем состоянии. Его правый бок, несмотря на
повязку, скользок от крови. Кровь запеклась внутри скафандра.
Ни следа корабля за ним, но рано или поздно он появится. Корабль
гораздо мощнее его лодки; и его детекторы легко засекут облако заряженных
частиц, которое оставляет ионный двигатель.
Дженнингс отчаянно пытался связаться с Лунной Станцией по радио, но
ответа не было, и он прекратил попытки. Его сигналы только помогут Штраусу
в преследовании.
Он должен добраться до Лунной Станции, но вряд ли ему это удастся.
Его перехватят раньше. Он умрет, разобьется. Ему не добраться. Надо
спрятать Аппарат, спрятать безопасно, а потом уже попытаться дойти до
Лунной Станции.
Аппарат...
Правильно ли он поступает? Аппарат может уничтожить человечество, но
он же может оказаться огромной ценностью. Уничтожить его? Ведь это
единственное наследие внеземной цивилизации. В нем тайны далеко ушедшей
вперед технологии; это инструмент науки, постигнувшей все тайны мозга.
Какой бы ни была опасность, но если подумать о его ценности, его
потенциальной ценности...
Нет, он должен так спрятать его, чтобы можно было найти. Но найти
должны умеренные в правительстве, а не ультра.
Лодка огибала внутреннюю стену кратера. Дженнингс знает, какой это
кратер. Аппарат можно спрятать здесь. И если не удастся добраться до
Лунной Станции, по крайней мере нужно будет уйти подальше от этого места,
далеко уйти, чтобы не выдать это место. И оставить какой-то _к_л_ю_ч_ к
его находке.
Ему казалось, что он мыслит с неземной ясностью. Может, это
воздействие Аппарата? Неужели Аппарат стимулирует его мышление и дает
возможность найти решение? Или это просто галлюцинации умирающего? И
поймет ли кто-нибудь смысл его ключа? Он не знал, но выбора у него не
было. Придется попытаться.
Потому что Карл Дженнингс знал, что умирает. У него осталось
несколько часов и очень много дел.
Сетон Дейвенпорт из американского отделения Земного Бюро
Расследований с отсутствующим видом потер звездообразный шрам на левой
щеке.
- Я понимаю, сэр, что ультра опасны.
Начальник отделения М.Т.Эшли пристально взглянул на Дейвенпорта. На
его худом лице появилось неодобрительное выражение. Он отказался от
курения, и его пальцы постоянно теребили пакетик жевательной резинки. Эшли
развернул резинку и сунул ее в рот. Он стареет, становится раздражителен,
Короткие седые усы заскрипели, когда он потер их костяшками пальцев.
Он сказал:
- Вы себе не представляете, насколько опасны. Не думаю, чтобы
кто-нибудь представлял. В целом их немного, но много среди влиятельных
людей, которые склонны считать именно себя элитой. И никто точно не знает,
кто они и сколько их.
- Даже Бюро не знает?
- Бюро сдерживают. Мы сами не свободны от заразы. А вы?
Дейвенпорт нахмурился.
- Я не ультра.
- Я не говорю, что вы ультра, - сказал Эшли. - Я спрашиваю, свободны
ли вы от заразы. Думали ли вы над тем, что происходит на Земле в последние
два столетия? Никогда не приходило вам в голову, что сокращение населения
не так уж и плохо? Не думали, что хорошо бы избавиться от недостаточно
умных, неспособных, нечувствительных и оставить только лучших? Я иногда
думаю.
- Я тоже виновен в подобных мыслях - иногда. Но просто думать о
чем-нибудь - одно дело, а действовать наподобие Гитлера - совсем другое.
- Расстояние от желания до действия не так уж велико, как вы думаете.
Достаточно убедить себя, что результат все оправдывает, что опасность
слишком велика, и средства станут казаться все менее нежелательными. Ну,
поскольку Стамбульский кризис разрешен, я хочу вас ввести в курс этого
нового дела. И Стамбул по сравнению с ним неважен. Вы знали агента Ферро?
- Того, что исчез? Не лично.
- Ну, так вот, два месяца назад на Луне отыскали переставший
откликаться на вызовы корабль. Он производил селенографические
исследования, финансировалась экспедиция неправительственными источниками.
Русско-Американское геологическое общество заявило об утрате связи, и
корабль без труда был найден недалеко от того места, откуда посылал
последний отчет.
- Корабль не поврежден, отсутствовала скользящая лодка с одним членом
экипажа. По имени Карл Дженнингс. Второй член экипажа, Джеймс Штраус,
оказался жив, но бредил. Никаких следов физических повреждений у Штрауса
не было, он просто спятил. И до сих пор в таком состоянии, что весьма
важно.
- Почему? - спросил Дейвенпорт.
- Потому что исследовавшие его медики сообщили о беспрецедентных
нейрохимических и нейроэлектрических аномалиях. Ничего подобного они
никогда не видели. Ни один человек не мог сделать этого.
Тень улыбки появилась на серьезном лице Дейвенпорта.
- Вы подозреваете вторжение инопланетян?
- Может быть, - ответил собеседник, не улыбаясь. - Позвольте мне
продолжить. Поиски в окрестностях корабля не обнаружили ни следа лодки.
Тут Лунная станция сообщила о слабых сигналах неизвестного происхождения.
Они приходили с западного края моря Имбриум, но не было установлено их
искусственное происхождение; к тому же в том направлении не было никаких
кораблей. Поэтому на сигналы не обратили внимания. Но когда стало известно
о лодке, поисковый отряд направился в море Имбриум и обнаружил ее там. На
борту находился Дженнингс, мертвый. Ножевая рана в боку. Поразительно, что
он прожил так долго.
- Тем временем медики приходили во все большее возбуждение из-за
болтовни Штрауса. Они поставили в известность Бюро, и два наших человека
на Луне - одним из них оказался Ферро - прибыли на корабль.
- Ферро изучил записи бреда. Задавать вопросы было бессмысленно,
потому что невозможно установить контакт со Штраусом. Между ним и
вселенной непроходимая стена - возможно, навсегда. Но его бред, хоть и
повторяющийся и искаженный, имел определенный смысл. Ферро составил из
него связный рассказ, как собирают из деталей головоломку.
- Очевидно, Штраус и Дженнингс нашли некий предмет, который они
считали древним, неземного происхождения, артефакт, остатки давно
разбившегося корабля. По-видимому, он может каким-то образом влиять на
человеческий мозг.
Дейвенпорт прервал:
- И это он изувечил мозг Штрауса? Так?
- Совершенно верно. Штраус был ультра - мы можем сказать "был",
потому что он теперь жив только в техническом смысле, - и Дженнингс не
хотел отдавать ему этот предмет. И был совершенно прав. Штраус бормочет о
"самоликвидации", как он говорит, с его помощью недолюдей. Он хотел
добиться численности населения в пять миллионов. Произошла схватка, в
которой, очевидно, только Дженнингс мог воспользоваться этой мозговой
машиной, а у Штрауса, однако, оказался нож. Дженнингс, раненый, покинул
корабль, а у Штрауса мозг оказался навсегда искалечен.
- А где эта мозговая машина?
- Агент Ферро действовал решительно. Он снова обыскал корабль и всю
окружающую местность. Ничего такого, что не было бы естественным лунным
образованием или продуктом человеческой технологии, не оказалось. Ничего
такого, что могло бы быть мозговой машиной. Тогда он снова обыскал лодку и
ее окрестности. И опять ничего.
- Но, может, первый отряд, тот, который ничего не подозревал, унес с
собой что-нибудь?
- Клянутся, что нет, и нет оснований им не верить. Тогда партнер
Ферро...
- А кто это был?
- Горбанский, - ответил начальник отделения.
- Я его знаю. Мы с ним работали вместе.
- Это мне известно. Что вы о нем думаете?
- Он способный и честный человек.
- Хорошо. Горбанский кое-что нашел. Не чуждый артефакт. Напротив,
чисто человеческое. Обычный листочек три на пять, свернутый и засунутый в
безымянный палец правой перчатки. Предположительно, Дженнингс написал это
перед смертью и, опять-таки предположительно, в нем заключается ключ к
тому, где он спрятал этот предмет.
- Почему вы считаете, что он его спрятал?
- Я ведь сказал, что мы его нигде не нашли.
- Ну, я хочу сказать, вдруг он его уничтожил, боясь оставить такую
опасную вещь?
- Весьма сомнительно. Если прочесть восстановленный разговор между
ним и Штраусом - а Ферро восстановил его слово за словом, без всяких швов,
- Дженнингс считал эту мозговую машину очень важной для человечества. Он
называл ее "ключом к невообразимой революции в науке". Он не стал бы ее
уничтожать, скорее спрятал бы, чтобы она не досталась ультра, и постарался
бы передать в руки правительства. Иначе зачем ему оставлять ключ к ее
местоположению?
Дейвенпорт покачал головой.
- У вас получается замкнутый круг, шеф. Вы считаете, что он оставил
ключ, потому что есть спрятанный предмет, и вы же думаете, что есть
спрятанный предмет, потому что он оставил ключ.
- Согласен. Все здесь сомнительно. Имеет ли смысл бред Штрауса?
Правильна ли реконструкция Ферро? Действительно ли это ключ Дженнингса?
Существует ли вообще мозговая машина, или Аппарат, как Дженнингс ее
называл? Нет смысла задавать такие вопросы. Мы должны действовать на
основе предположения, что такая машина существует и ее можно найти.
- Из-за исчезновения Ферро?
- Совершенно верно.
- Похищен ультра?
- Вовсе нет. Листок исчез вместе с ним.
- Ага... понятно.
- Ферро подозревался в том, что он тайный ультра. Не он один в Бюро
под подозрением. Доказательства не позволяли открытые действия, мы не
можем действовать только по подозрению, иначе перевернем все Бюро с головы
до ног. Он был под наблюдением.
- Кто наблюдал?
- Естественно, Горбанский. К счастью, Горбанский переснял листок и
отправил изображение в штаб-квартиру на Землю, но он признается, что
считал его всего лишь чем-то непонятным и включил в отчет из желания
соблюдать правила. Ферро - вероятно, он соображает лучше, - понял значение
этого листка и сразу стал действовать. Он заплатил дорогую цену: выдал
себя и ликвидировал свою будущую полезность ультра, но существует
вероятность, что эта его будущая полезность вообще не нужна. Если ультра
получат в своем распоряжение Аппарат...
- Может, Аппарат уже у Ферро
- Не забудьте, он находился под наблюдением. Горбанский клянется, что
Аппарат не был найден.
- Горбанский не сумел помешать Ферро уйти с листком. Может, не сумел
помешать ему незаметно найти и унести Аппарат.
Эшли беспокойно, в неровном ритме постучал пальцами по столу. Наконец
он сказал:
- Не хочу так думать. Если мы отыщем Ферро, узнаем, много ли ущерба
он принес. А пока нужно искать Аппарат. Если Дженнингс его спрятал, он
должен был постараться уйти от этого места. Иначе зачем ему оставлять
ключ? Аппарат был бы найден поблизости.
- Он мог не прожить долго, чтобы далеко уйти.
Эштон снова постучал по столу.
- Лодка проделала долгий путь и в конце чуть не разбилась. Это
подтверждает, что Дженнингс пытался как можно дальше уйти от того места,
где он спрятал Аппарат.
- Можно ли определить, с какого направления он двигался?
- Да, но вряд ли это поможет. По состоянию выходных отверстий
двигателей лодки ясно, что он много раз поворачивал.
Дейвенпорт вздохнул.
- Вероятно, у вас есть с собой копия листка?
- Да. Вот она. - Он протянул Дейвенпорту листок размером три на пять.
Дейвенпорт некоторое время разглядывал его. Вот что было на листке:
[рисунок]
Дейвенпорт сказал:
- Не вижу тут никакого смысла.
- Я тоже вначале не видел, и консультанты тоже. Но подумайте.
Дженнингс, должно быть, считал, что Штраус его преследует; он не знал, что
Штраус выведен из строя, на время, если не навсегда. Он смертельно боялся,
что ультра найдут его раньше умеренных. И не смел оставлять слишком
понятный ключ. Это, - и начальник отделения указал на листок, -
представляет ключ, казалось бы, непонятный, но для изобретательного ума
совершенно ясный.
- Можем ли мы на это рассчитывать? - с сомнением спросил Дейвенпорт.
- В конце концов это умирающий, испуганный человек, сам подвергшийся
воздействию этой мозговой машины. Он не мог думать ясно. Например, почему
он не попытался достичь Лунной Станции? Он чуть ли не окружность описал.
Свихнулся и не мог ясно думать? Стал настолько параноиком, что даже
Станции не доверял? Но они поймали его сигналы, значит сначала он пытался
с ними связаться. Вот что я хочу сказать: этот листок, внешне исписанный
бессмыслицей, на самом деле исписан бессмыслицей.
Эштон, как колоколом, покачал головой из стороны в сторону.
- Он был в панике, да. И, вероятно, ему не хватило хладнокровия,
чтобы направиться в сторону Станции. Им владела только мысль о бегстве. И
все же это не бессмыслица. Слишком все сходится. Каждая запись на листке
имеет смысл, но все вместе ничего не значит.
- Где в таком случае смысл? - спросил Дейвенпорт.
- Вы видите, что в левой стороне листка семь отдельных записей или
рисунков, в правой - два. Рассмотрим левую строну. Третья запись сверху
похожа на знак равенства. Что еще напоминает вам знак равенства?
- Алгебраическое уравнение.
- Ну, это в общем смысле. А что-нибудь особое?
- Нет.
- Предположим, здесь изображены параллельные линии.
- Пятый постулат Эвклида? - наугад предположил Дейвенпорт.
- Хорошо! На Луне есть кратер Эвклид, это греческий математик.
Дейвенпорт кивнул.
- Я понимаю, к чему вы клоните. В таком случае F/А означает силу,
деленную на ускорение, это определение массы, данное Ньютоном во втором
законе движения...
- Да, и на Луне есть кратер Ньютон.
- Да, но подождите, нижний рисунок - это астрономический символ
планеты Уран, а на Луне, насколько мне известно, нет кратера - и никакого
другого объекта с таким названием.
- Вы правы. Но Уран был открыт Уильямом Гершелем [Herschel, (англ.)],
и Н в этом символе - начальная буква его фамилии. Кстати, на Луне есть и
кратер Гершель, точнее, даже три: второй назван в честь Керолайн Гершель,
его сестры, и третий - в честь Джона Гершеля, его сына.
Дейвенпорт немного подумал и сказал:
- РС/2 - давление на половину скорости света. Я не знаком с таким
уравнением.
- Попробуйте кратеры. Р - Птолемей, С - Коперник (Copernicus).
- А что значит половина? Середина расстояния между Птолемеем и
Коперником?
- Я разочарован, Дейвенпорт, - сардонически сказал Эшли. - Я считал,
что вы лучше знаете историю и астрономию. Птолемей разработал
геоцентрическую картину Солнечной системы с Землей в центре, а Коперник -
гелиоцентрическую, с Солнцем в центре. Один астроном предложил компромисс,
среднее между системами Птолемея и Коперника...
- Тихо Браге! - воскликнул Дейвенпорт.
- Верно. Кратер Тихо - самая заметная деталь на поверхности Луны.
- Ну, хорошо. Попробуем остальное. С-С - обычный способ изображения
химической связи, и мне кажется, есть кратер Бонд [Bond - по-английски
"связь"].
- Да, в честь американского астронома. Уильяма Кренча Бонда.
- Верхнее изображение, XY в квадрате. Гмм. XYY. Один икс и два
игрека. Подождите! Альфонсо Х. Королевский астроном в средневековой
Испании, прозванный Альфонсо Мудрый. Х Мудрый. ХYY. Кратер Альфонс.
- Очень хорошо. Как насчет SU?
- Тут я в тупике, шеф.
- Расскажу вам одну теорию. SU - это Советский Союз (Soviet Union),
прежнее название Российского Района. Советский Союз первым сделал карту
обратной стороны Луны, и, может, это кратер на той стороне. Например,
Циолковский. Итак, символы на левой стороне можно истолковать как
обозначающие кратеры: Альфонс, Тихо, Эвклид, Ньютон, Циолковский, Бонд,
Гершель.
- А как же символы на правой стороне?
- Это тоже совершенно ясно. Разделенный на четыре четверти круг -
астрономический символ Земли. Стрела, показывающая на Землю, означает
направление вверх.
- Ага, - сказал Дейвенпорт, - Синус Медии, Срединный залив, над
которым Земля всегда в зените. Это не кратер, поэтому он в правой стороне
листка.
- Хорошо, - сказал Эшли, - все надписи имеют смысл, или мы считаем,
что они имеют смысл. Поэтому есть неплохая вероятность, что это не ерунда,
что тут нам стараются что-то сказать. Но что? Упоминаются семь кратеров и
один некратер, ну и что? Очевидно, Аппарат может быть только в одном
месте.
- Ну, - в раздумье сказал Дейвенпорт, - кратер нелегко обыскать. Даже
если предположить, что Дженнингс прятался от солнечной радиации в тени,
все равно нужно в каждом обыскать долгие мили. Предположим, стрелка к
символу Земли вычеркивает ближайший кратер, с которого Земля ближе всего к
зениту.
- Об этом уже подумали, старина. Остаются еще семь пунктов на всей
территории Луны. Но который из семи?
Дейвенпорт хмурился. Пока он не придумал ничего, о чем не подумали до
него.
- Нужно обыскать все, - резко сказал он.
Эшли коротко рассмеялся.
- Все прошедшие недели мы именно это и делали.
- И что вы нашли?
- Ничего. Ничего не нашли. Конечно, мы продолжаем поиски.
- Очевидно, один из символов истолкован неправильно.
- Очевидно!
- Вы сами сказали, что есть три кратера Гершель. Символ SU, если он
означает Советский Союз и обратную сторону Луны, может соответствовать
множеству кратеров на той стороне: Ломоносов, Жюль Верн, Жолио Кюри -
любому из них. Кстати, символ Земли может означать Атлас, поскольку в
мифах он держит на плечах Землю. А стрела может означать Прямую Стену.
- Об этом не нужно спорить, Дейвенпорт. Но даже если мы знаем
правильную интерпретацию, как отличить ее от неправильных? Или от
правильных интерпретаций не тех символов? Где-то здесь находится ключ,
совершенно ясный, который сразу дает возможность отличить нужный символ от
отвлекающих внимание. Мы этот символ не увидели, и нам нужен свежий ум.
Что вы видите, Дейвенпорт?
- Могу вам кое-что сказать, - неохотно начал Дейвенпорт. Мы могли бы
проконсультироваться... О, Боже! - Он привстал.
Эшли мгновенно насторожился.
- Что вы увидели?
Дейвенпорт чувствовал, как дрожат его руки. Он спросил:
- Скажите, а прошлое Дженнингса проверяли?
- Конечно.
- Где он учился?
- В Восточном университете.
Дейвенпорта охватила радость, но он сдержался. Этого недостаточно.
- Он прослушал курс экстратеррологии?
- Конечно. Это обычно для геологической специализации.
- Ну, хорошо, а знаете, кто читает экстратеррологию в Восточном
университете?
Эшли щелкнул пальцами.
- Этот чудак. Как его? Уэнделл Эрт.
- Совершенно верно, этот чудак, который к тому же исключительно умный
человек. Чудак, который в нескольких случаях консультировал Бюро, и всегда
с прекрасными результатами. Чудак, к которому я хотел предложить
обратиться, когда заметил, что как раз это и предлагает нам листок. Стрела
указывает на символ Земли. Ребус, в котором написано "Идите к Эрту",
придуманный человеком, который учился у Эрта и который его знает
[По-английски Earth "Земля" произносится точно так же, как фамилия героя
Urth "Эрт"].
Эшли смотрел на листок.
- Клянусь Господом, это возможно. Но что может нам сказать Эрт
такого, чего мы не видим сами?
Дейвенпорт с вежливым терпением ответил:
- Я предлагаю спросить его самого, сэр.
Эшли с любопытством осматривался, оглядываясь по сторонам. Ему
показалось, что он в каком-то заброшенном антикварном магазине,
затемненном и опасном, в котором на них в любое мгновение может с криком
наброситься какой-то демон.
Кабинет тускло освещен и полон теней. Стены кажутся далекими, они с
пола до потолка уставлены книгофильмами. В углу объемное изображение
Галактики, за ним смутно различимые звездные карты. В другом углу карта
Луны, а может, Марса.
Только стол в середине комнаты ярко освещен направленной лампой. Он
завален бумагами и раскрытыми печатными книгами. Небольшой проектор
заряжен, на стене приглушенно и весело стучат часы со старомодным круглым
циферблатом.
Эшли трудно было представить, что снаружи день, ярко светит солнце.
Здесь вечная ночь. Ни следа окон, и ясно ощутимая вентиляция не избавляет
от клаустрофобического ощущения.
Он почувствовал, что старается держаться поближе к Дейвенпорту,
который, по-видимому, не испытывал никаких неудобств.
Дейвенпорт негромко сказал:
- Он сейчас будет, сэр.
- У него всегда так? - спросил Эшли.
- Всегда. Он никогда не покидает этого места, насколько я знаю,
выходит только в кампус и на занятия.
- Джентльмены! Джентльмены! - послышался пронзительный высокий голос.
- Я рад вас видеть. Рад, что вы пришли.
Круглая фигура показалась из соседней комнаты, вынырнула из тени и
оказалась на свету.
Человек, улыбаясь, прилаживал круглые очки с толстыми стеклами, чтобы
смотреть сквозь них. Как только он убрал пальцы, очки снова соскользнули и
заняли опасное положение на конце его курносого носа.
- Я Уэнделл Эрт, - сказал он.
Редкая седая вандейковская бородка на пухлом круглом подбородке ни в
малейшей степени не придавала достоинства этому улыбающемуся лицу и
полному эллипсообразному телу.
- Джентльмены! Я рад, что вы пришли, - повторил Эрт, усаживаясь в
кресло, так что его ноги находились в целом дюйме от пола. - Мистер
Дейвенпорт, вероятно, помнит, что для меня очень важно... гм... оставаться
здесь. Я не люблю путешествовать; прогулок по кампусу с меня вполне
хватает.
Эшли в замешательстве продолжал стоять, и Эрт тоже с растущим
замешательством смотрел на него. Он достал платок, протер очки, снова
водрузил их на нос и сказал:
- О, я вижу, в чем трудность. Вам нужны стулья. Да. Ну, что ж,
берите. Если на них что-нибудь лежит, снимите. Сбросьте. Садитесь,
пожалуйста.
Дейвенпорт снял с одного стула книги и осторожно положил на пол. Стул
он подвинул к Эшли. Потом снял со второго стула человеческий череп и
поставил на стол Эрта. Плохо подвязанная челюсть откинулась, и теперь
череп смотрел на них, широко разинув рот.
- Неважно, - вежливо сказал Эрт, - он нам не повредит. А теперь
скажите, что вам нужно, джентльмены.
Дейвенпорт немного подождал, не заговорит ли Эшли, затем с
облегчением начал сам.
- Доктор Эрт, помните ли вы студента, по фамилии Дженнингс? Карл
Дженнингс?
Улыбка Этра мгновенно исчезла в усилиях припомнить. Его слегка
выпуклые глаза замигали.
- Нет, - сказал он наконец. - Не помню.
- Специальность геология. Несколько лет назад он прослушал ваш курс
экстратеррологии. У меня есть фотография. Она, возможно, поможет.
Эрт с близорукой сосредоточенностью изучил снимок, но по-прежнему
выглядел сомневающимся.
Дейвенпорт продолжал.
- Он оставил загадочное послание, которое является ключом к очень
важному делу. Мы не сумели понять его. Поняли только, что в нем нас
отсылают к вам.
- Правда? Очень интересно! И с какой целью вы пришли?
- Попросить совета в интерпретации послания.
- Можно взглянуть?
Эшли молча протянул листок Уэнделлу Эрту. Экстратерролог небрежно
взглянул на него, перевернул и некоторое время смотрел на пустую сторону.
Потом спросил:
- Где говорится, что нужно обратиться ко мне?
Эшли удивленно взглянул на него, но Дейвенпорт поторопился объяснить:
- Стрелка указывает на символ Земли. Это кажется ясным.
- Ясно, что стрелка указывает на символ планеты Земля. Возможно, это
буквально означает "Отправляйтесь на Землю", если найдено на другой
планете.
- Найдено на Луне, доктор Эрт, и возможно и такое значение. Однако
указание на вас кажется ясным, если вспомнить, что Дженнингс был вашим
студентом.
- Он слушал здесь в университете курс экстратеррологии?
- Да.
- В каком году, мистер Дейвенпорт?
- В восемнадцатом.
- Ага. Загадка решена.
- Вы поняли значение послания? - спросил Дейвенпорт.
- Нет, нет. Послание для меня не имеет смысла. Я хочу сказать,
загадка того, что я его не помнил. Теперь вспомнил. Очень тихий парень,
застенчивый, постоянно стремился стушеваться - такого редко запоминают.
Без этого, - он указал на листок, - я бы никогда его не вспомнил.
- А почему карточка изменила положение? - спросил Дейвенпорт.
- Обращение ко мне - это игра слов. Earth - Urth. Не очень тонко,
конечно, но таков Дженнингс. Его недостижимой радостью и мечтой были
каламбуры. Я помню только отдельные его попытки. Мне нравятся каламбуры. Я
восхищаюсь игрой слов. Но Дженнингс - да, теперь я вспоминаю его хорошо -
был ужасен. Либо отвратительно, либо абсолютно понятно. У него не было
таланта к игре в слова, но он так к ней стремился...
Неожиданно его прервал Эшли.
- Все это послание представляет собой игру слов, доктор Эрт. По
крайней мере мы так считаем. И это совпадает с тем, что говорите вы.
- Ага! - Эрт приладил очки и снова всмотрелся через них в карточку и
написанные на ней символы. Поджал полные губы и жизнерадостно сообщил: - Я
тут ничего не понимаю.
- В таком случае... - начал Эшли, сжимая руки в кулаки.
- Но если вы расскажете мне, что к чему, - продолжал Эрт, - возможно,
что-нибудь пойму.
Дейвенпорт быстро сказал:
- Позвольте, сэр? Я уверен, что этому человеку можно доверять... и он
может помочь.
- Давайте, - сказал Эшли. - Да и чем это сейчас может повредить?
Рассказ Дейвенпорта был краток и передавался четкими ясными
телеграфного стиля предложениями. Эрт внимательно слушал, потирая толстыми
пальцами матово-белую поверхность стола, как будто убирал невидимый
сигарный пепел. К концу рассказа он подобрал ноги и сидел, поджав их, как
добродушный Будда.
Когда Дейвенпорт кончил, Эрт немного подумал, потом сказал:
- Нет ли у вас с собой записи разговора, реконструированного Ферро?
- Есть, - ответил Дейвенпорт. - Хотите посмотреть?
- Пожалуйста.
Эрт поместил ленту микрофильма в сканнер и быстро просмотрел, в
некоторых местах губы его неслышно начинали двигаться. Потом он постучал
пальцем по загадочному посланию.
- И это, вы говорите, ключ ко всему делу? Главный ключ?
- Да, мы так считаем, доктор Эрт.
- Но это не оригинал. Репродукция.
- Оригинал исчез вместе с Ферро, и мы считаем, что он в руках ультра.
- Очень возможно.
Эрт покачал головой, выглядел он встревоженным.
- Все знают, что я не симпатизирую ультра. Я стал бы бороться с ними
любыми средствами, поэтому не хотелось бы, чтобы вы подумали, будто я вас
сдерживаю, но... а существует ли вообще эта мозговая машина? У вас только
бред сумасшедшего и ваши сомнительные предположения на основе загадочных
знаков, которые могут не иметь никакого смысла.
- Да, доктор Эрт, но мы не можем рисковать.
- Уверены ли вы, что эта копия правильна? А что если в оригинале есть
что-то еще, что-то такое, без чего послание теряет смысл?
- Мы уверены в точности копии.
- А обратная сторона? На обратной стороне репродукции ничего нет. А
на обратной стороне оригинала?
- Агент, снявший копию, утверждает, что на обратной стороне оригинала
ничего не было.
- Люди ошибаются.
- Мы считаем, что он не ошибся, и должны основываться на этом
предположении. Пока не найдем оригинал.
- Итак, вы утверждаете, - сказал Эрт, - что любая интерпретация
послания должна основываться на том, что мы видим здесь.
- Мы так думаем. Мы уверены в этом, - сказал Дейвенпорт, хотя
уверенность его убывала.
Эрт продолжал выглядеть встревоженным. Он сказал:
- Почему бы не оставить инструмент в покое? Если ни одна из групп не
найдет его, тем лучше. Я не одобряю любое вмешательство в работу мозга и
не стал бы помогать таким попыткам.
Дейвенпорт удержал руку Эшли, чувствуя, что тот собирается говорить.
А сам сказал:
- Позвольте заметить, доктор Эрт, что вмешательство в деятельность
мозга - это не единственный аспект Аппарата. Предположим, земная
экспедиция на какой-то отдаленной примитивной планете потеряла старомодный
радиоприемник; предположим также, что туземцы уже знают электричество, но
еще не открыли вакуумные лампы.
- Туземцы могут установить, что если подключить радио к
электричеству, какие-то стеклянные предметы внутри него разгораются и
начнут светиться, но, конечно, никакой разумной речи они не услышат; разве
что гудение и треск. Однако если они поместят радио в ванну с водой,
человек в ванне будет убит током. Могут ли жители этой гипотетической
планеты заключить, что найденный ими предмет предназначен исключительно
для убийства людей?
- Я понимаю аналогию, - сказал Эрт. - Вы считаете, что взаимодействие
с мозгом - лишь побочная функция Аппарата.
- Я в этом уверен, - энергично ответил Дейвенпорт. - Если мы
установим его истинное назначение, земная технология продвинется на
столетия.
- Значит вы согласны с Дженнингсом, когда он говорит, - тут Эрт
сверился с микрофильмом, -
- Это может быть ключ к невообразимой революции в науке?
- Абсолютно!
- Но все же аспект вмешательства в мозг присутствует, и он очень
опасен. Какова бы ни была цель радио, оно может убить человека.
- Поэтому мы и не должны позволить ультра получить его.
- Может, правительству тоже?
- Но я должен заметить, что есть разумный предел осторожности. Люди
всегда жили рядом с опасностью. Первый кремневый нож в каменном веке;
первая деревянная дубина, которой можно убить. Они позволили подчинять
слабых более сильным угрозой насилия, то есть тоже были формой
вмешательства в мозг. Важен не сам Аппарат, доктор Эрт, как бы опасен он
ни был, а намерения людей, использующих его. Ультра объявили свое
намерение уничтожить 99,9 процента человечества. Правительство же, в чем
бы его ни обвиняли, не имеет таких намерений.
- А каковы намерения правительства?
- Научное изучение Аппарата. Даже аспект вмешательства в мозг может
принести пользу. Помогать образованию, дать нам физические основы
деятельности сознания. Мы сможем лечить душевные болезни, сможем исправить
ультра. Человек сможет научиться развивать мозг.
- Как мне поверить, что такой идеализм будет претворен в жизнь?
- Я в это верю. Подумайте, вы рискуете, помогая нам, но гораздо
больше рискуете, не помогая нам и тем самым помогая ультра.
Эрт задумчиво кивнул.
- Возможно, вы правы. Но я попрошу у вас одолжения. У меня есть
племянница, которая меня очень любит. Она очень расстраивается из-за того,
что я не поддаюсь безумию путешествий. Она заявляет, что не успокоится,
пока я не буду сопровождать ее в поездке по Европе, или Северной Каролине,
или по какой-то другой чужой местности...
Эшли наклонился вперед, отбросив удерживающую руку Дейвенпорта.
- Доктор Эрт, если вы поможете нам найти Аппарат и он будет работать,
заверяю вас, мы избавим вас от вашей фобии к путешествиям и сможете
отправиться со своей племянницей куда угодно.
Выпуклые глаза Эрта расширились, а сам он, казалось, уменьшился в
размерах. Он дико осмотрелся, будто попал в ловушку.
- Нет! - выдохнул он. - Нет! Никогда!
Голос его перешел на хриплый шепот.
- Позвольте объяснить сущность моей платы. Если я помогу вам, если вы
отыщете Аппарат и узнаете, как он работает, если сведения о моей помощи
станут известны, моя племянница набросится на правительство как фурия. Она
ужасно упрямая женщина, она организует общественные протесты и
демонстрации. Ее ничто не остановит. Но вы не должны отдавать меня ей. Не
должны! Вы должны сдержать любое давление. Я хочу, чтобы меня оставили в
покое, именно так, как я живу сейчас. Это мое абсолютное и минимальное
условие.
Эшли вспыхнул.
- Да, конечно, поскольку вы этого хотите.
- Даете слово?
- Даю.
- Не забудьте, пожалуйста. Я надеюсь на вас, мистер Дейвенпорт.
- Все будет, как вы хотите, - успокаивал его Дейвенпорт. - А теперь,
пожалуйста, не вернуться ли к надписям?
- К надписям? - переспросил Эрт: по-видимому, ему было трудно снова
сосредоточиться на листочке. - Вы имеете в виду эти значки, икс игрек в
квадрате и прочее?
- Да. Что они означают?
- Не знаю. Ваши интерпретации не хуже любых других.
Эшли взорвался.
- И весь ваш разговор о помощи - вздор? Что вы тогда тут болтали о
плате?
Уэнделл Эрт выглядел растерянным и озадаченным.
- Я бы хотел вам помочь.
- Но вы не знаете, что значат эти надписи?
- Не... не знаю. Но я знаю, каково значение послания.
- Знаете? - воскликнул Дейвенпорт.
- Конечно. Оно совершенно ясно. Я заподозрил это еще во время вашего
рассказа. И убедился в этом окончательно, когда прочел реконструкцию
разговора Дженнингса со Штраусом. Вы тоже поняли бы это, джентльмены, если
бы перестали раздумывать.
- Послушайте, - раздраженно сказал Эшли, - вы говорите, что не
знаете, что означают эти знаки.
- Нет. Я сказал, что знаю смысл послания.
- Но ведь послание состоит из этих знаков? Это разве не сообщение,
Бога ради?
- Да, в некотором роде.
- Вы имеете в виду невидимые чернила или что-то в этом роде?
- Нет! Почему вам так трудно понять самим? Вы ведь на самом пороге.
Дейвенпорт близко придвинулся к Эшли и негромко сказал:
- Сэр, позвольте мне разговаривать.
Эшли фыркнул и ответил:
- Валяйте.
- Доктор Эрт, - сказал Дейвенпорт, - не сообщите ли нам свое мнение?
- Ага! Хорошо. - Маленький экстратерролог уселся в кресло и вытер
вспотевший лоб рукавом. - Давайте задумаемся над посланием. Если принять
разделенные на четыре части круг и стрелку как указание на меня, остается
семь групп знаков. Если это действительно указание на семь кратеров, шесть
из них приведены просто для отвлечения, поскольку Аппарат определенно
может быть только в одном месте. В нем нет подвижных частей, он не
разбирается - он сплошной.
- Далее, ни одна группа не содержит прямого указания. SU, в
соответствии с вашей интерпретацией, может означать любое место на
противоположной стороне Луны, что по площади равна Южной Америке.
Опять-таки PC/2 может означать "Тихо", как говорит мистер Эшли, или "на
полпути между Птолемеем и Коперником", как думает мистер Дейвенпорт, или,
кстати, "на полпути между Платоном и Кассини (Cassini)". Разумеется, XY в
квадрате может означать "Альфонсо" - весьма изобретательная интерпретация,
- но это может быть изображением некоей координатной системы, где У
представляет собой квадрат координаты Х. Аналогично С-С может означать
"Бонд", а может "на полпути между Кассини и Коперником". F-А может
означать "Ньютон", а может "между Фабрицием и Архимедом".
- Короче, эти знаки настолько многозначны, что становятся
бессмысленными. Даже если один из них имеет значение, его невозможно
выделить среди остальных, так что единственное разумное предположение: все
эти знаки даны для отвлечения внимания.
- В таком случае необходимо определить, что в этом послании абсолютно
недвусмысленно, полностью ясно. Ответ таков: это послание, это ключ к
укрытию. Это единственное, в чем мы уверены, так?
Дейвенпорт кивнул и осторожно сказал:
- Мы думаем, что это так.
- Ну, вы сами назвали это послание ключом ко всему делу. Вы
действовали так, словно это важнейший ключ. И Дженнингс отзывался об
Аппарате как о ключе. Если мы увяжем серьезность этого дела со страстью
Дженнингса к игре в слова, страстью. возможно, обостренной воздействием на
его мозг Аппарата... Поэтому позвольте кое-что рассказать вам.
- Во второй половине 16 столетия в Риме жил немецкий иезуит. Он был
математиком и известным астрономом м помогал папе Георгию XIII
реформировать в 1582 году календарь, он провел все гигантские необходимые
расчеты. Этот астроном восхищался Коперником, но не принял
гелиоцентрическую систему. Он склонялся к старому представлению о том, что
Земля - центр вселенной.
- В 1650 году, почти через сорок лет после смерти этого астронома,
итальянским астрономом, тоже иезуитом, Джованни Баттиста Риццоли была
составлена карта Луны. Он назвал кратеры именами великих астрономов
прошлого, и так как он тоже отвергал Коперника, самые большие и заметные
кратеры он назвал именами тех, кто помещал Землю в центре вселенной:
именами Птолемея, Гиппарха, Альфонсо Х, Тихо Браге. Самый большой
известный ему кратер он приберег для своего немецкого предшественника.
- Этот кратер на самом деле второй по величине на видимой стороне
Луны. Больше него только кратер Бейли, но он на границе лунного лимба, и
поэтому с Земли его разглядеть трудно. Риццоли вообще не обратил на него
внимание, и он был назван в честь астронома, жившего столетие спустя и
казненного во время Французской революции.
Эшли во время всего этого беспокойно ерзал.
- Но какое отношение это имеет к посланию?
- Самое прямое, - удивленно ответил Эрт. - Разве вы не назвали
послание ключом ко всему делу? Разве это не главный ключ?
- Да, конечно.
- Есть ли какое-нибудь сомнение, что мы имеем дело с ключом к
чему-то?
- Нет, - сказал Эшли.
- Ну, тогда... Немецкого иезуита, о котором я говорил, звали Кристоф
Клау. Разве вы не видите игру слов: Клау - ключ [По-английски фамилия Klau
и слово clue "ключ" похожи]?
Все тело Эшли обвисло от разочарования.
- Слишком натянуто, - пробормотал он.
Дейвенпорт с тревогой сказал:
- Доктор Эрт, на Луне, насколько мне известно, нет объекта,
названного Клау.
- Конечно, нет, - возбужденно ответил Эрт. - В том-то все и дело. В
тот период истории, во второй половине 16 столетия, европейские ученые
латинизировали свои имена. И Клау поступил так же. Вместо "у" он взял
эквивалентную латинскую букву "v". Потом добавил -ius, что типично для
латинских имен, и таким образом Кристоф Клау стал Кристофером Клавиусом. Я
полагаю, всем вам известен гигантский кратер Клавдий.
- Но... - начал Дейвенпорт.
- Никаких "но". Позвольте также заметить, что по-латыни "clavis"
означает "ключ". Теперь вы видите двойную, билингвистичную игру слов? Klau
- clue, Clavius - clavis - "ключ". За всю жизнь Дженнингсу не удавалось
создать двойной, двуязычный каламбур. Без Аппарата он и не смог бы. А
теперь смог, и я думаю, не была ли его смерть в таких обстоятельствах
торжеством? И он направил вас ко мне, потому что знал, что я помню его
страсть к каламбурам и потому что сам их люблю.
Двое из Бюро смотрели на него широко раскрытыми глазами.
Эрт серьезно сказал:
- Я предлагаю вам обыскать затененный район Клавдия в том пункте, где
Земля ближе всего к зениту.
Эшли встал.
- Где ваш видеофон?
- В соседней комнате.
Эшли бросился туда. Дейвенпорт задержался.
- Вы уверены, доктор Эрт?
- Абсолютно уверен. Но даже если я ошибаюсь, это не имеет значения.
- Что не имеет значения?
- Найдете вы его или нет. Если Аппарат найдут ультра, они, вероятно,
не смогут им пользоваться.
- Почему вы так думаете?
- Вы спросили, был ли моим студентом Дженнингс, но не спрашивали о
Штраусе, тоже геологе. Он был моим студентом через год после Дженнингса. Я
хорошо его помню.
- Ну, и что?
- Неприятный человек. Очень холодный. Таковы все ультра, я думаю. Они
не могут сочувствовать, иначе не говорили бы об убийстве миллионов. У них
ледяные эмоции, они поглощены собой, не способны преодолеть расстояние
между двумя людьми.
- Мне кажется, я понимаю.
- Я уверен в этом. Разговор, реконструированный из бреда Штрауса,
показывает, что он не мог воспользоваться Аппаратом. Ему не хватало
необходимых эмоций. Я думаю, все ультра таковы. Дженнингс, не ультра, мог
управлять Аппаратом. Я подозреваю, что всякий способный к этому
одновременно не способен на сознательную хладнокровную жестокость. Этот
человек может ударить в панике или страхе, как Дженнингс пытался ударить
Штрауса, но никогда не сделает этого расчетливо, как Штраус ударил
Дженнингса. Короче, если прибегнуть к банальности, я думаю, что Аппарат
может приводиться в действие любовью, а не ненавистью, а ультра только на
ненависть и способны.
Дейвенпорт кивнул.
- Надеюсь, вы правы. Но тогда... почему вы так подозрительно
отнеслись к правительству? Ведь плохой человек не сможет управлять
Аппаратом.
Эрт пожал плечами.
- Я хотел проверить, умеете ли вы убеждать. Ведь вам придется иметь
дело с моей племянницей.