Астафьев Виктор / книги / Разговор на фоне новой книги



  

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

Код произведения: 564
Автор: Астафьев Виктор
Наименование: Разговор на фоне новой книги


                   Разговор на фоне новой книги  

          (Из диалога Ирины Ришиной и Виктора Астафьева)

---------------------------------------------------------------
     По публикации в "Литературной газете" (1995. 8 февр. No 6).
     OCR: Александр Белоусенко
---------------------------------------------------------------

     - Виктор Петрович, вы  всегда говорили, что ваша  главная книга о войне
впереди и что вы  уже  много лет  готовитесь к ней. По вашим  словам,  чтобы
написать такую книгу,  сколько  надо  перестрадать,- "подобный труд  сжигает
сердце  художника". Работая  над  романом  "Проклятые и  убитые",  вы  вдруг
написали новую  повесть - опять  о войне, значит, не "отболели"  ею,  а ведь
признавались, что, творя роман, надеетесь "отболеть войной в последний раз".
     - Я вне  плана начал повесть эту  гвоздить и написал вчерне  за полтора
месяца. Тяжело, тяжело пишется.  Одно дело  - пережить мальчишкой все это. В
моей  новой  повести  взводный говорит: "Всегда  солдату завидовал, что  тот
лег-свернулся,  встал  -   встряхнулся"...  Так   вот,  одно  дело-18-летним
переносить фронтовую  жизнь-нежизнь, и другое дело - пропустить войну сквозь
себя сейчас,  уже осознанно, имея опыт и  насмотревшись,  начитавшись, в том
числе и противной литературы, и киномакулатуры, которым хочется возражать. А
возражать только и можно, воспроизведя мою войну, не всеобщую, а именно мою.
     - Расскажите о повести - это конец войны?
     - С  43-го  года  и до наших дней. Сконцентрировано  все  вокруг одного
инвалида-фронтовика, через все прошедшего. И не просто прошедшего, но в силу
своего витиеватого характера со всякими изгибами и загибами натерпевшегося.
     - Вы когда-то  говорили, что будет у вас книга о том,  как возвращались
победители, как начинали жить,- значит, это вылилось в повесть?
     - В повести  -  и  "Дорога  на фронт",  и "Дорога с фронта". Обе дороги
непростые,  но  с  фронта  -  особенно.  Как  мы  ехали, изувеченные,  всеми
брошенные на произвол судьбы, без специальности, без образования, никому  не
нужные  - победители,  гол как сокол. Верховоды в Кремле  гуляют, друг друга
награждают, а мы - кому до нас было дело?!
     - Название есть?
     - Уже  третье - "Так хочется жить". Слова эти произносит в повести, как
заклинание,  человек,  который  видит, что  недолго  ему быть  на земле, что
скоро, скоро помрет:  "Давай  выпьем, брат.  Будем жить. Так  хочется жить".
Тем, кто  остался жив и до 50-летия Победы  добрался, так хочется жить. Всем
хочется  жить. Надо  довести до  крайнего  состояния, чтобы  хотеть: "Скорее
убило бы". Видимо, жизнь - и  награда, и мучение, и какой-то  период, данный
тебе в мироздании, что ты должен особенно его пройти, протосковать это время
о жизни всей. Сейчас люди  особенно тяжело  умирают, им внушили, что сгниют,
что черви их съедят. Быть  может, это самое тяжкое преступление коммунистов,
что сделали людей атеистами, лишили веры в небесное будущее.  Что там  свет,
там Бог, там Богородица. Люди умирали спокойно, готовились к этому уходу.
     - И все же что-то толкнуло вас к этой повести сегодня, что?
     - Да вот  эти митинги с  красными знаменами, эти рожи - в  основном там
бывшие вохровцы и надзиратели-лагерники, настоящих-то солдат осталось в крае
5 - 6 тысяч.  Орущие  эти  толпы  ничего,  кроме чувства  протеста и отпора,
вызвать  не могут, потому что зовут к новому  насилию, к крови.  Мы общество
надсаженное.  Мы не восстановили население  русское до  сих пор. Мы не можем
позволить себе  новой  свалки, к  которой  сегодня кличут  наши фашисты, так
прямо пиши - фашисты и осатанелые прохановцы. Он, Проханов, в Москве сидючи,
повсюду выметал  вшивоту  жуткую.  У нас  в  Красноярске, в Новосибирске,  в
других местах суетятся, организуют невесть что его последыши. И  куда зовут?
Потрясающе:  зовут к светлому прошлому.  И настолько куцый ум у них,  что не
понимают: "Можно в те же вернуться места, но вернуться назад невозможно".
     - Отчего же  старый  израненный  солдат  идет  с  портретом  Сталина на
площадь? Что это?
     - Скудоумие.
     - А как вам кажется, в России может взрасти такое  явление, как русский
фашизм? Вы говорите: "наши фашисты",- значит, ощущаете их присутствие.
     -  А   почему   не  может?  В  России  так   много  прививалось   всего
противоестественного,  в том числе и революция,  которую пробовали прививать
во  многих  странах,  но удалось только у  нас. Сейчас время обнажило, какие
разрушительные  ее  последствия  мы  претерпели.  Есть такое  русское  слово
"порча". Мы даже не понимали,  какой порче подверглись. Не знаю, как ты, а я
в себе то и дело нахожу  привычку к прежней  жизни, какое-то согласие с ней.
Хотя вроде  бы все время ей сопротивлялся, не  состоял ни  в пионерии, ни  в
комсомоле, ни  в  партии. И  в писательстве  пытался  вырваться из-под  этой
могильной плиты.  Делать это было очень трудно. Я не уверен, что  и до конца
жизни мне удастся освободиться. Понимаешь? А старых дураков сейчас  поманят:
мол, дадим каши бесплатной, вернем дешевую колбасу вам, будем строить жилье,
больницы,  медицину  бесплатную  получите. И они  верят  и на площади бегут.
Молодежи там нет, слава Богу.
     -  При  том  кризисе власти, который  у нас сегодня, возможно ли, чтобы
демократия совсем провалилась? Или она все же укоренилась?
     -  Товарищ Зюганов  - этот современный Чичиков,-  Константинов, Исаков,
Бабурин - провокаторы самые настоящие, они все могут. Жириновского, конечно,
не  допустят  до  власти.  Но   своего  выдвиженца  -   партийного   пахана,
объединившись в банду, вполне могут подсунуть народу. Созидательной силы там
никакой  нет.  Красные вообще никогда  не были созидательной силой  - только
разрушительной. А  что  дальше  разрушать? Если  мне не изменяет  память, во
время Брежнева  пропито  780  миллиардов от нефти.  Только  пропито! Золотой
запас  почти  весь  распродан.  Государство  на  мели...  После  17-го  года
торговали  картинами, иконами, церковными  ценностями, обдирали  Россию  как
могли.  Но  главное,  почему   тогда  удался  Нэп,-  это  честно  работающие
мастеровые  люди,  портные,  парикмахеры,  торговцы, землепашцы.  Почему  не
удался  сейчас  нэп?  Да  никто  работать   не  хочет,  тем  более  задаром,
полузадаром. А в 20-х вкалывали.
     - А почему надо сегодня задаром?
     - Да ни  в  коем случае не надо. Вот  верные  ленинцы-сталинцы  и хотят
сделать снова такой социализм, чтобы oдин с  ружьем стоял,  а другой  киркой
землю долбил. Есть вожди сейчас в  Думе, я их в  лицо знаю, которые говорят,
что надо  уничтожить 12-15 миллионов снова, чтобы остальные жили  счастливо.
Половину  населения  -   в  гроб,  тогда  другая  половина  будет  жить  при
коммунизме.
     Меня потрясает вот что. Я Москву-то не очень вижу, а в Красноярске бабы
одеты  в меха,  в  дорогие меха,  в соболя.  Мужики  -  в  кожу.  Детки, как
попугайчики,  нарядные.  В  заплатах  никто  не  ходит. Приехал  я  на  день
поминовения на деревенское кладбище, где дочь похоронена. Оно у нас большое,
на три поселка  - сплавщиков, деревообработчиков  - и нашу деревню. Люд  все
рабочий да пенсионный. Так  чуть не две тысячи машин около кладбища стоит, я
прямо ахнул, и половина -  иномарки. И на столах, Ириша, не  самогонка, я ее
узнаю,  закрашенную  чаем. Длинные бутылки с дорогими  напитками, "сникерсы"
всякие, детки шоколадки кусают. И  все ругают  власть.  Я  вспоминаю  первые
послевоенные годы, когда мы ходили в стеженых бурках, а Марья Семеновна моя,
фронтовичка, в телогреечке застудила груди,  мастит  заработала,  и нечем ей
было деточку кормить. Деточку схоронили. Тогда власть не ругали. А сейчас ее
клянут. Никто не хочет работать, и все ждут хорошей жизни.
     - Откуда же тогда разговоры, что народ голодает, что множество людей за
чертой бедности?
     -  А  это  красные  подначивают. И,  кстати  сказать,  пресса  помогает
маленько в этом деле. Надо было  позаботиться  о 5-6 процентах действительно
бедствующего  народа.  Как? А вот у  нас  бизнесмен и предприниматель Сергей
Зырянов взял  в  своем районе доплату за хлеб и молоко  пенсионерам  на свои
деньги,  так  тут  же  и  в подозрение попал  - "карьеру  лепит,  к  выборам
готовится". Это  вместо того, чтобы состоятельные  люди  взяли на  себя груз
расходов и заботу о тех, кто не в состоянии купить  себе хлеб, сахар, масло.
Помоги нищим  и страждущим, выполни веление Божье, а тогда  и жируй, щеголяй
себе  на здоровье.  Сейчас если  коммунистам  удастся  людей стравить, будут
убивать просто за  то, что у тебя пенсия на 15 тысяч больше, на четыре сотки
огород больше - нельзя, чтоб у тебя было больше. Да просто за то, что у тебя
собака громче лает.
     - Откуда такая агрессивная завистливость?
     - "Да пусть  у Ваньки изба сгорит, у меня вчера корова сдохла". Это про
нас.  Потенциал у русского народа был крепок, надо было доброе поддерживать.
Революция же возбуждала только  темное, страшное. Что ж  сейчас  удивляться,
как  мы  испорчены, на какое  упали нравственное дно. И каких  ждать реформ,
каких  перемен, если вокруг  те  же обкомовцы,  крайкомовцы,  чины  из  ВПК,
генералы - они и в Думе, и в области, и в городских креслах?!
     Кто-то  сказал по телевидению: сейчас в  каждой деревне по  кандидату в
президенты. Ну, допустим, президента сняли, что тогда - новая неразбериха?
     -  Вы  сказали,  что  народ стал  намного  лучше  жить  -  шубы,  кожа,
"сникерсы" всякие. А книги представляют сегодня ценность для ваших земляков?
Провинция читает? Когда я  была в 81-м у вас  в Овсянке, вы с гордостью, да,
именно с гордостью,  водили меня  в  местную школу, где у вас  регулярно был
"час поэзии", и, помнится,  детвора слушала,  как  вы  читали и  Ахматову, и
Твардовского, и Ахмадулину,  и Рубцова,  даже китайскую лирику - Ду  Фу... А
сейчас?
     - Я в этой школе не бывал лет восемь.
     - Почему? Некогда?
     - Никто меня и не зовет. Никому поэзия не нужна.
     - Казалось  бы, наоборот,  если люди богаче стали, то  хватает денег на
книги, на журналы.
     - Кто лучше стал жить,  тот не скажу, что больше стал читать,  но точно
знаю:  больше стал пить. Таких дебилов понарожали -  им разве до  чтения? Ты
задаешь  вопросы  о  жизни  -  сама  ответить  на  них  не  можешь,  а  меня
спрашиваешь.  Не  знаю,  что  такое  происходит  с  людьми,  но  жестокости,
глупости,  пьяной дури  - этого сколько  ни  отбавляй, не  отбавляется.  Про
писателя  съязвят  непременно:  "Ишь, как сыр  в масле катается". Если  идет
катер  по  Енисею,  показывают: вот  особняки новых  русских,  а вот  - дача
Астафьева. А  я как жил  в  избе  деревенской, так  и  живу, подремонтировал
слегка, побелил изнутри-хорошая и  удобная  для  работы и  отдыха изба.  Лес
подрос, на огороде стало красиво. Приходят два рыла, ломают  oграду:  "Сука,
людям  картошку негде садить,  а  он тут цветочки  развел". Куда я денусь от
этого? В  "Правде" про  меня написали: от народа оторвался. Да я и рад бы от
него оторваться, хоть немножко бы с голландцами пожить. А неделю поживу, так
тянет к этому ко всему. Говорю:
     {{порча" же напущена!
     Утром встаю  - из-за  гор солнце  выкатывается, испорченный,  но родной
Енисей шумит,  петухи  орут  -  появились;  односельчане ковыляют  угрюмые c
похмелья - тоже часть пейзажа. Печку топлю, мусор выношу, дрова затаскиваю и
отрабатываю за утро "кусок", который мне предстоит написать. Сажусь за стол,
а он уже готов в башке - только води ручкой по бумаге и ни о чем не думай.
     -- На новые вещи есть отклики?
     -- В  основном  идут от фронтовиков,  которые  следят за  моими вещами.
Хорошие  письма. Ясно,  будут и  другие. Не  смолчат наши  местные  фашисты.
Отзовутся проклятиями и ветераны, не  все, не все, но комиссарство  на  меня
навалится, и за дело -  отношусь к нему непочтительно. Надо с придыханием да
с приседанием, а я, видишь ли, галифе с них снимаю принародно.
     -  Кстати,  публикация   в  "ЛГ"  в  прошлом  году  вашей  переписки  с
Кондратьевым "Правда выборочной не бывает..." тоже вызвала полярные мнения.
     - Уж вы дали  так дали - молодцы, ничего  не  подправили.  Ну, генералы
наши, думаю, побелели: как можно такое о Жукове?!
     - Прочитали переписку, перепечатанную в пермской "Звезде",  ваши бывшие
земляки и прислали  нам  "обвинительное  заключение":  "...клевещет  на наши
Вооруженные  Силы,  искажает  историю  ВОВ,  порочит  командный  состав...",
одобренное, как в былые времена, пленумом  пермского  совета ветеранов.  Вот
так.  А 94-летний кавалер двух орденов Ленина, пяти орденов Красного Знамени
полковник  в  отставке  И.  Старинов  пишет:  "Как  участник  четырех  войн,
обрадован, что  нашлись смелые люди,  которые  выступили  за  восстановление
исторической правды".
     -  Моя  точка  зрения,  моя. Как солдат я дважды был под  командованием
Жукова.  Говорят, солдаты  ничего  не  знают.  Знают. Когда Конев  нас  вел,
медленней  продвигались,  но  становилась  нормальней  еда,  обутки,  одежа,
награждения какие-то, человеческое маленько существование.  А  Жуков  сменит
Конева - и в грязь, в непогоду, необутые в наступление, вперед, вперед. Ни с
чем не считался.  Достойный выкормыш вождя. Так  он начинал  на Халхин-Голе,
где не  готовились к наступлению, а он погнал войска, и масса людей погибла.
С  этого начинал,  этим  и  кончил.  Будучи  командующим  Уральским  военным
округом,  погнал армию на  место атомного  взрыва в Тоцких лагерях. Это  его
стиль. Конечно, он много сделал, очень много. И себя надсадил, но надсадил и
страну,  и народ, бросая его из огня да в полымя, из крайности  в крайность.
Да,  наверное,  тут  и  нельзя  иным  быть.  Только  такой  и  возможен  был
главнокомандующий.  Сталин  - что  за  верховный,  сделали  из  фанеры икону
фанерную.  Главная  фигура  войны  - Жуков. Ответственность  на  нем  лежала
колоссальная. Как дыры  затыкать - так Жуков. Оборонял  Москву,  Ленинградом
занимался. Износился  мужик.  "У  самого  маршала Жукова  в  голове шумит",-
отчитывал меня  знаменитый профессор, к  которому  обратился  с  жалобой  на
постоянный  шум-звон  в  контуженной голове. Жуков - продукт времени, и этим
все  определено. Когда Ельцин был  в Красноярске и  заговорили  о  памятнике
Жукову, где его ставить, мы сказали:  не на Красной площади. Красную площадь
надо очистить. Убрать мавзолей с этим маскарадом, убрать вельможные  могилы,
переставить,  вернуть  на   место  памятник   Минину  и   Пожарскому,   надо
восстановить исторический  лик  площади. А все, что касается современности,-
на Поклонную гору, и памятник Жукову туда же.
     -  Виктор  Петрович,  знаю, о  Чечне не  очень  хочется  говорить... Но
все-таки?
     - Нельзя было  лезть в  эту авантюру. То, что  влезли,- глупость. А как
заметил  справедливо Платонов:  глупость  - самое  дорогое  дело.  Не  стану
рассуждать,  кто  виновен  больше,  кто  меньше,-  у  меня  фактов  нет  для
бесспорных  умозаключений,  но  что  я   знаю  твердо:   генерал  Ермолов  с
250-тысячным войском воевал против  20  тысяч горцев,  и  война  растянулась
почти  на 50 лет.  У нас нет такого сроку и  при  современном  вооружении ни
горцев, ни  армии не хватит на  длительное кровопролитие. Хотя,  как  старый
солдат,  вижу, чувствую:  скоро не кончится. Вот чеченка кричит в  отчаянии:
"Россия, ты получишь много Афганов!" А при чем тут  Россия?  Жаль несчастных
людей и жаль  мальчишек, пригнанных туда. Скажут: и на той войне, с немецким
фашизмом, были такие  же мальчики. Да, но ими владело сознание, что родина в
опасности. А сегодня почему, зачем они должны рисковать своей жизнью, во имя
чего?
     На улицах Грозного горят танки. А ведь давным-давно признано, что танки
как  уличное  оружие никуда  не годятся. Их, между прочим,  не надо было и в
45-м в Берлин вводить,  где на узких  улочках любой  парнишка, любая старуха
могли шурануть в бок танка фаустпатронами, вот и горело там одновременно 750
наших танков.  Сдуру  влезли в город, ввязались  в  уличные бои, а  если  бы
Берлин  окружили,  блокировали,  то  встретились   и  договаривались  бы   с
американцами дальше на 500-700 км, и условия, и переговоры были бы другие, а
главное, сохранили бы жизнь  сотням тысяч русских ребят. Но Сталину и Жукову
надо было,  чтоб  Берлин пал - на весь мир  какое впечатление произведет эта
политическая акция!  Чего  уж  тут  думать о  жертвах,  тем  более  о  телах
погибших! Великий грех -  не предать их земле.  Немцы ночью подбирали своих,
хоронили.  А  мы и тогда не спешили  и  до сих пор во многих местах этого не
сделали. Напиши,  пожалуйста,  что не  на  митингах с портретами преступного
генералиссимуса  орать,  не  медалями бренчать,  а надо,  обязательно надо в
юбилей  Победы  по оврагам,  болотам  пройти,  волховским,  березанским  под
Киевом, по всем,  где полегли наши бойцы, сгрести косточки  сотен, тысяч,  а
может,   и  миллионов  наших  воинов,  сделать  памятные  захоронения.   Это
большевики  породили  такое  презрительно-плевое  -  им  на  все  плевать  -
отношение и к жизни, и к смерти.
     -  Когда  вам  вручали премию "Триумф", то подчеркивали,  что вы  стали
лауреатом русской Нобелевки  именно как русский писатель. При этом А.  Битов
дал свое определение понятию "русский писатель". А ваше определение?
     -  По-моему,  русский писатель - это  писатель, живущий  среди  русских
людей и знающий  их не понаслышке,  язык не по словарю, а  ощущающий  основу
жизни локтями, боками и  в какой-то мере осознающий, пропускающий через себя
нашу действительность, что, между прочим,  отнюдь не так легко, как  кажется
некоторым.
     - А что бы вы пожелали народу нашему?
     - Воскресения,  воскресения,  воскресения.  Силы  есть,  способные  это
сделать. Не мешал бы впредь  Сатана и помогал бы  Бог, которого  мы гневим и
гневим, но он  иногда обращает к  нам свой милосердный лик, прощает нам наши
тяжкие грехи, спасает и врачует нас. На это и будем надеяться.

     По публикации в "Литературной газете" (1995. 8 февр. No 6).