Код произведения: 4511
Автор: Захаров Дмитрий
Наименование: Фантастика, как литература влияющая на умы, ушла навсегда
Дмитрий Захаров
"ФАНТАСТИКА, КАК ЛИТЕРАТУРА ВЛИЯЮЩАЯ НА УМЫ, УШЛА НАВСЕГДА"
интервью с А.Лазарчуком
Медик по образованию и писатель по профессии, редактор литературного
журнала "День и ночь" и руководитель семинара молодых писателей, Андрей
Геннадиевич Лазарчук один из самых известных красноярских авторов.
В 1983 году он опубликовал первый рассказ, а в 84 уже получил первую
литературную премию, причем, международную. С тех пор Лазарчук успел стать
кавалером "Странника" и "Бронзовой улитки", "Интерпресскона" и "Лунного
меча", "Великого кольца" и "Золотого Остапа".
Энциклопедия фантастики пишет, что он, как писатель-фантаст,
разрабатывает социально-философскую проблематику, а также известен
произведениями других жанров. На это Андрей Геннадиевич только улыбается.
Он не знает, что это за "произведения".
Впрочем, и с тем, что он - писатель-фантаст, тоже не согласен.
Говорит, что не склонен к раскладыванию литературы по течениям и
направлениям.
Создатель "Опоздавшие к лету", "Всех способных держать оружие",
"Транквилиума", с 96 года работает в паре с не менее известным
красноярским автором Михаилом Успенским. В сентябре должна увидеть свет их
новая работа "Гиперборейская чума". Сотрудничество это Лазарчук считает
плодотворным, но и от сольного творчества не отказывается.
Железногорск же Андрей Геннадиевич посещает довольно часто и даже в
повести "Там вдали за рекой" вывел маленький закрытый город с Комплексом в
горе. Во время последнего визита писателя он и был допрошен с возможным
беспристрастием.
ОБ ОПТИМИСТИЧЕСКИХ ПРОГНОЗАХ И "ПРАВОМ ДЕЛЕ"
- Андрей Геннадиевич, говорят, что вас готовится опубликовать одно из
авторитетнейших российских издательств - "Вагриус". Это так?
- В принципе да. Я заключил с ними договор. Пока правда дело не пошло
дальше выплаты аванса. Но должны выйти две книги: сборник повестей и
рассказов и "Все способные держать оружие". Это начало.
Первые два тома собрания сочинений.
- Я знаю, что после памятных событий 17 августа издательский рынок
сильно лихорадило. Каковы ваши прогнозы на будущее?
- Все образуется. Не в первый же раз: Все идет скачками.
- И куда оно идет?
- Пока, к сожалению, по кругу:
- Наверное, любимый вопрос всех корреспондентов: "Ваше отношение к
последним событиям в стране"?
- А что понимается под последними событиями?
- Всевозможные политические альянсы, назначения, перестановки,
нездоровье Ельцина, наконец.
- Ну болеет мужик, что тут сделаешь? Не только он один: Да никакого у
меня нет отношения ко всем этим событиям. Не эпохально все это.
- А ждет нас что-нибудь эпохальное в ближайшее время?
- Нет. Надеюсь, что нет. А я, пожалуй, всего один раз провалился в
прогнозах, и то, наверное, по причине какой-то эйфории начала девяностых
годов. Я предполагал, что в 1999-2000 годах начнется серьезный
экономический подъем. Ну, думаю, на пару лет промахнулся.
- Все равно считаете, что экономический подъем не за горами?
- Это неизбежно. Как смена времен года.
- Хорошо. Политикой вы не увлекаетесь, но за ней все же следите.
Говорят, что еще до объединения правых партий, вы в шутку предлагали
название коалиции - "Правое дело". А потом совпало, что и чубайсовское
объединение выбрало именно его.
- Нет никакого совпадения. Мой вариант названия действительно передали
Чубайсу. Без шуток.
О "КЕСАРЕВНЕ ОТРАДЕ"
- Андрей Геннадиевич, не так давно вышел ваш роман "Кесаревна Отрада".
Чуть позже выяснилось, что это только первая часть. Второй части читатель
не дождался до сих пор. В чем тут дело?
- Дело в том, что был запланирован двухтомник, но из-за всех денежных
переживаний он задержался. Очень жаль, что первый том был издан без
каких-либо указаний на то, что он именно первый. Это вызвало множество
нареканий; ругают, естественно, меня, а не издательство. Видимо, теперь в
одном "кирпичике" выйдут сразу обе части.
- А вы, Андрей Геннадиевич, как оцениваете свою работу? Вы как-то
называли три своих самых значимых работы. На первом месте "Транквилиум",
на втором - "Посмотри в глаза чудовищ" и "Опоздавшие к лету" - на третьем.
- Это не то, что наиболее значимо, а просто вещи, которые я поставил в
ряд самых удачных работ.
- А удачные - не означает, значимые?
- Конечно, совсем необязательно. Иногда гордишься каким-нибудь
пустячком.
- Чем же гордится Андрей Лазарчук?
- Да так, какие-то отдельные фразы, отдельные страницы, даже пара глав
в "Солдатах Вавилона". - Смеется. - До сих пор от них торчу. И непонятно
как оно написалось: А так, чтобы чем-то целым:наверное, нет.
- И все же, на ваш взгляд, "Кесаревна" - удачная работа?
- Нет, она в эту тройку все равно не войдет. Несмотря на то, что вещь
огромна, в ней очень много несказанного. Туда просится очень многое: Но я
не зарекаюсь, может быть, еще поработаю над этим. Даже в пику издателям,
которые попросили сокращения.
- Многие ваши поклонники, спрашивают, почему после того, как вы, в
общем-то, неким образом открестились от фантастики, решили работать в
жанре фэнтэзи?
- Ну тут несколько соображений. Во-первых, мне почему-то захотелось это
сделать - бывает такое. Во-вторых, "Кесаревна" - не совсем фэнтэзи. В
большей степени это все же типичный лазарчуковский роман, но с немножко
необычными декорациями.
- А сами бы вы к какому жанру отнесли "Кесаревну"? Или не стали бы
этого делать вообще?
- Я ничего не отношу ни к каким жанрам. У меня нет привычки к
классификации. В хороших интересных произведениях всегда удается найти
признаки различных жанров. Я уже пытался японцам объяснить, что мое
произведение - это смесь героической фэнтэзи, криминального романа и
космологического эссе.
- Значит и в Японии есть ваши поклонники, читавшие произведения Андрея
Лазарчука?
- Боюсь, последние произведения они еще не читали. Переведены некоторые
рассказы и "Все способные держать оружие":
- Мне приходилось сталкиваться с таким мнением, что в "Кесаревне"
много моментов, совпадающих, к примеру, с "Хрониками Амбера"
Желязны. Есть такое, Андрей Геннадиевич?
- Есть. Это не было сделано сознательно, я понял, что сходство есть,
только когда все уже сложилось.
- Случайность?
- Может случайность, может одинаковый ход мысли, хотя сказать, что я
когда-то фанател от "Хроник Амбера", ну никак нельзя: Скорее, внешнее
сходство.
Столько написано всего, всегда можно найти сходство с чем-то. Был
вообще скандальный случай, правда, в обратном порядке. Совершенно полное
текстуальное совпадение с моей "Монеткой", которая уже сто лет назад
вышла. "Химия и жизнь" опубликовала американский рассказ - один к одному.
Другие имена, но все остальное то же. "Карен на краю вечности", по-моему.
О РАБОТЕ, ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ И БОГЕ
- Какое произведение писалось легче, быстрее всего?
- Легче? Хм: Нет, ну когда молодой был, то писал очень легко. Тогда все
писалось для себя, по вдохновению. Накопилось, быстренько сел и быстренько
написал. А вот когда превратилось в работу, то стало монотонным занятием,
не добавляющим эмоций.
- И какая же работа была продуктивней, по вдохновению или работа-работа?
- Работа-работа.
- Почему? Ведь расхожее мнение гласит, что написанное по вдохновению -
от Бога.
- Это очень ленивое рассуждение ленивого человека. А повседневная
работа требует контроля над подсознанием и сохранения притом внешнего
спокойствия. Дается сложнее, но когда концентрацией овладеваешь, все
получается гораздо лучше. Так что самая идеальная работа - ежедневная и
монотонная, с минимумом внешних раздражителей.
- На вас каким-либо образом влияет институт литературной критики?
- Для меня критика - штука вторичная. Я не знаю, зачем она нужна, равно
как литературоведы... или лягушки, например.
- Но они нужны?
- Не знаю, не знаю. Раз они в природе существуют, значит, для чего-то
нужны. А вот как они входят в экологическую цепочку я не очень хорошо
понимаю. Но даже лягушка более конкретна, чем литературный критик.
- Как говаривал Сергей Доренко в ответ на заявления Макашова: "Раз Бог
в неизъяснимой мудрости своей создал красных, значит это зачем-нибудь
нужно".
- Ну если на Бога все валить: Может быть его самого для того создали,
чтобы оправдывать свои грехи.
- Я вижу у вас особенный взгляд на само понятие Бога. Кстати, а он для
вас существует?
- Скажем так: любое явление, в которое верит большое количество людей,
действительно существует. Вне зависимости от того, существует ли оно в
отрыве от них.
- И оно способно совершать некие действия?
- Разумеется.
- Андрей Геннадиевич, вот вы говорите, что Бог существует, когда в него
верит достаточное количество людей. Я понял, себя вы к ним не относите. Ну
а для тех, кто не разделяет веру остального населения, он все равно
является реальной силой?
- Конечно. Здесь осознанная вера или неверие мало на что влияет. Тем
более, что часто неверие - обратная сторона той же самой веры.
Пример - истовый атеизм. Еще в школе помню на стихотворении "Смерть
пионерки" меня что-то как стукнуло: истово верующей была девочка. А у
матери - суеверия, маленькая вера на всякий случай: не помешает же тебе на
шее крестик.
- И какая позиция более близка вам? Вера пламенная или маленькая и
спокойная?
- Трудно сказать. Это ведь не от сознания зависит, а от чего-то более
глубокого. Я не знаю, как может повести себя человек на пороге смерти. Вот
тогда - проверка, он более или менее узнает, кто он такой.
О ФАНТАСТИКЕ, ФАНТАСТАХ И ДОБРЫХ ГЕРОЯХ
- В своей монографии "Перекресток утопий" исследователь фантастической
литературы Всеволод Ревич пишет, что на смену эпохе братьев Стругацких так
ничего и не пришло.
- Не пришло. Я не скажу, что нет авторов, сравнимых со Стругацкими по
технике, но нет авторов, равных им по влиянию на читателя. Да и читатель
стал другим. Стругацкие были очень сильно сплющены, искажены,
деформированы. Не столько даже их готовые вещи, сколько сам способ
мышления, способ создания. Ведь постоянно шла борьба с цензором, вообще с
той реальностью. А реальность была диковатая, хотя и давала тот уровень
сопротивления, который позволял накачивать мышцы. Сейчас сопротивление
немножко другого рода: мягкое, кисельное, ватное. Через него надо долго
муторно пробираться - скорее устаешь, чем накачиваешься. Вот и получается,
что авторы с потенциалом, не меньшим, чем у Стругацких, пишут в десятую
часть их силы.
- А что должно случиться, чтобы пришел новый писатель, новый читатель?
- Ничего. Я думаю, что фантастика, как литература влияющая на умы, ушла
совсем: или надолго. Она стала перерождаться в развлекательную литературу.
Раньше ведь были великие фантасты, преображавшие мир своими произведениями
- Уэллс, Оруэлл, - они буквально взрывали все вокруг.
- Оруэлл - фантаст?
- Конечно. Просто у критиков-литературоведов есть тенденция: все
хорошее из фантастики затаскивать в большую литературу.
- У Ревича есть своеобразный литературный водораздел - по одну сторону
"чернуха", по другую - все остальное. Вас он отнес именно к "чернухе":
Лазарчук удивленно:
- А я всегда считал, что у меня очень оптимистические произведения.
- Критерием разграничения он сделал доброго героя. Он разбирает вашу
повесть "Там вдали за рекой". И главный упрек - негуманность спасательных
служб, которые долго размышляют об оплате за вызов, прежде чем придти на
помощь. Ревич считает, что это - относительная гуманность. А если бы им не
заплатили, - спрашивает он, - они бы что, не полетели?
- Не полетели бы. Видимо он просто не встречался с реально
существующими спасателями.
- А вы согласны, что в произведении обязательно должен быть добрый
герой?
- Не согласен. Это не признак хорошей литературы: Ревич, конечно, умный
мужик, но литературовед.
О "ГИПЕРБОРЕЙСКОЙ ЧУМЕ" И ТВОРЧЕСКИХ ПЛАНАХ
- Сразу после вашей первой совместной работы с Михаилом Успенским -
романа "Посмотри в глаза чудовищ" - последовало огромное количество
отзывов, как простых читателей, так и коллег по цеху, надо признать,
благожелательных было значительно больше. Вы сели писать продолжение,
которое сначала называлось "Пролетарская машина времени", а потом сменило
имя на "Гиперборейскую чуму". Что вы скажете об этой вещи?
- Всегда трудно писать продолжение. Хотя оно и не прямое: есть в этих
двух книгах общие герои, но Гумилева уже нет.
- А кто-нибудь другой из известных личностей?
- Нет. Нельзя повторять такие вещи. Некрасиво просто. Да и книга теперь
немножко о другом. Пусть даже используется тот же мир, а одно из основных
действующих лиц - уже известный читателю великолепный ГРУ-шник Коломиец.
Во время работы мне казалось, что мы слишком подробно все продумали,
мало импровизации. А работа - это одна сплошная импровизация. В идеале
нужно абсолютно не знать, как закончишь свою вещь. Как бы на спор задается
название и ты под него обязательно должен что-нибудь написать. А если
добавить ограничение по времени, то это и получатся - идеальные условия
творчества. Хотя я знаю и людей, которым нужно продумать все от начала до
конца и только потом приступить к работе.
- А у вас с Успенским как?
- Успенский именно из таких людей.
- И что же у вас получается?
- Получается что-то среднее. Оба недовольны, конечно, но так и должно
быть. Дуэт противоположностей.
- И напоследок вопрос о творческих планах. Увидим ли мы еще рассказы и
небольшие повести Андрея Лазарчука? Продолжится ли ваша совместная работа
с Михаилом Успенским?
- Недавно написан рассказ "Сентиментальное путешествие на двухместной
машине времени", а еще есть повесть "Семен по прозвищу Петр", которая мне
пока не очень нравится... в общем, пусть еще полежит. С Успенским же на
пару собираемся написать средних размеров произведение "Сага о
Когане-варваре".
А потом приступлю к давно задуманному "готическому боевику" под
названием "Штурмфогель":
Дмитрий Захаров
4 февраля 1999 г.
Опубликовано в газете "Город и горожане", здесь - полный авторский
вариант.