Код произведения: 3119
Автор: Горький Максим
Наименование: Песня о соколе
ПРОЕКТ
ОБЩИЙ ТЕКСТ TEXTSHARE
http://text.net.ru
http://textshare.da.ru http://textshare.tsx.org
textshare@aport.ru
Хотите получать сообщения о появлении новых текстов?
Подпишитесь на почтовую рассылку по адресу http://podpiska.da.ru
Об ошибках в тексте сообщайте по адресу oshibki@aport.ru
------------------------------------------------------------------------
А.ГОРЬКИЙ
РАССКАЗЫ.
М.Горький. Избранные сочинения.
М., Художественная литература, 1986, сс.20-130
ПЕСНЯ О СОКОЛЕ
Море - огромное, лениво вздыхающее у берега, - уснуло и неподвижно в
дали, облитой голубым сиянием луны. Мягкое и серебристое, оно слилось там
с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную ткань
перистых облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звезд.
Кажется, что небо все ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чем
шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег.
Горы, поросшие деревьями, уродливо изогнутыми норд-остом, резкими
взмахами подняли свои вершины в синюю пустыню над ними, суровые контуры их
округлились, одетые теплой и ласковой мглой южной ночи.
Горы важно задумчивы. С них на пышные зеленоватые гребни волн упали
черные тени и одевают их, как бы желая остановить единственное движение,
заглушить немолчный плеск воды и вздохи пены - все звуки, которые нарушают
тайную тишину, разлитую вокруг вместе с голубым серебром сияния луны, еще
скрытой за горными вершинами.
- А-ала-ах-а-акбар!.. - тихо вздыхает Надыр-Рагим-оглы, старый
крымский чабан, высокий, седой, сожженный южным солнцем, сухой и мудрый
старик.
Мы с ним лежим на песке у громадного камня, оторвавшегося от родной
горы, одетого тенью, поросшего мхом, - у камня печального, хмурого. На тот
бок его, который обращен к морю, волны набросали тины, водорослей, и
обвешанный ими камень кажется привязанным к узкой песчаной полоске,
отделяющей море от гор. Пламя нашего костра освещает его со стороны,
обращенной к горе, оно вздрагивает, и по старому камню, изрезанному частой
сетью глубоких трещин, бегают тени.
Мы с Рагимом варим уху из только что наловленной рыбы и оба находимся
в том настроении, когда все кажется прозрачным, одухотворенным,
позволяющим проникать в себя, когда на сердце так чисто, легко и нет иных
желаний, кроме желания думать.
А море ластится к берегу, и волны звучат так ласково, точно просят
пустить их погреться к костру. Иногда в общей гармонии плеска слышится
более повышенная и шаловливая нота - это одна из волн, посмелее, подползла
ближе к нам.
Рагим лежит грудью на песке, головой к морю, и вдумчиво смотрит в
мутную даль, опершись локтями и положив голову на ладони. Мохнатая баранья
шапка съехала ему на затылок, с моря веет свежестью в его высокий лоб,
весь в мелких морщинах. Он философствует, не справляясь, слушаю ли я его,
точно он говорит с морем:
- Верный богу человек идет в рай. А который не служит богу и пророку?
Может, он - вот в этой пене... И те серебряные пятна на воде, может, он
же... кто знает?
Темное, могуче размахнувшееся море светлеет, местами на нем появляются
небрежно брошенные блики луны. Она уже выплыла из-за мохнатых вершин гор и
теперь задумчиво льет свой свет на море, тихо вздыхающее ей навстречу, на
берег и камень, у которого мы лежим.
- Рагим!.. Расскажи сказку... - прошу я старика.
- Зачем? - спрашивает Рагим, не оборачиваясь ко мне.
- Так! Я люблю твои сказки.
- Я тебе всё уж рассказал... Больше не знаю... - Это он хочет, чтобы я
попросил его. Я прошу.
- Хочешь, я расскажу тебе песню? - соглашается Рагим.
Я хочу слышать старую песню, и унылым речитативом, стараясь сохранить
своеобразную мелодию песни, он рассказывает.
I
"Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и
глядя в море.
Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны
внизу о камень...
А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя
камнями...
Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море,
сердито воя.
Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой
грудью, в крови на перьях...
С коротким криком он пал на землю и бился грудью в бессильном гневе о
твердый камень...
Уж испугался, отполз проворно, но скоро понял, что жизни птицы две-три
минуты...
Подполз он ближе к разбитой птице, и прошипел он ей прямо в очи:
- Что, умираешь?
- Да, умираю! - ответил Сокол, вздохнув глубоко. - Я славно пожил!.. Я
знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо... Ты не увидишь его так
близко!.. Эх ты, бедняга!
- Ну что же - небо? - пустое место... Как мне там ползать? Мне здесь
прекрасно... тепло и сыро!
Так Уж ответил свободной птице и усмехнулся в душе над нею за эти
бредни.
И так подумал: "Летай иль ползай, конец известен: все в землю лягут,
все прахом будет..."
Но Сокол смелый вдруг встрепенулся, привстал немного и по ущелью повел
очами...
Сквозь серый камень вода сочилась, и было душно в ущелье темном и
пахло гнилью.
И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:
- О, если б в небо хоть раз подняться!.. Врага прижал бы я... к ранам
груди и... захлебнулся б моей он кровью!.. О, счастье битвы!..
А Уж подумал: "Должно быть, в небе и в самом деле пожить приятно, коль
он так стонет!.."
И предожил он свободной птице: "А ты подвинься на край ущелья и вниз
бросайся. Быть может, крылья тебя поднимут и поживешь ты еще немного в
твоей стихии".
И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошел к обрыву, скользя когтями по
слизи камня.
И подошел он, расправил крылья, вздохнул всей грудью, сверкнул очами и
- вниз скатился.
И сам, как камень, скользя по скалам, он быстро падал, ломая крылья,
теряя перья...
Волна потока его схватила и, кровь омывши, одела в пену, умчала в море.
А волны моря с печальным ревом о камень бились... И трупа птицы не
видно было в морском пространстве...
II
В ущелье лежа, Уж долго думал о смерти птицы, о страсти к небу.
И вот взглянул он в ту даль, что вечно ласкает очи мечтой о счастье.
- А что он видел, умерший Сокол, в пустыне этой без дна и края? Зачем
такие, как он, умерши, смущают душу своей любовью к полетам в небо? Что им
там ясно? А я ведь мог бы узнать все это, взлетевши в небо хоть ненадолго.
Сказал и - сделал. В кольцо свернувшись, он прянул в воздух и узкой
лентой блеснул на солнце.
Рожденный ползать - летать не может!.. Забыв об этом, он пал на камни,
но не убился, а рассмеялся...
- Так вот в чем прелесть полетов в небо! Она - в паденье!.. Смешные
птицы! Земли не зная, на ней тоскуя, они стремятся высоко в небо и ищут
жизни в пустыне знойной. Там только пусто. Там много света, но нет там
пищи и нет опоры живому телу. Зачем же гордость? Зачем укоры? Затем, чтоб
ею прикрыть безумство своих желаний и скрыть за ними свою негодность для
дела жизни? Смешные птицы!.. Но не обманут теперь уж больше меня их речи!
Я сам все знаю! Я - видел небо... Взлетал в него я, его измерил, познал
паденье, но не разбился, а только крепче в себя я верю. Пусть те, что
землю любить не могут, живут обманом. Я знаю правду. И их призывам я не
поверю. Земли творенье - землей живу я.
И он свернулся в клубок на камне, гордясь собою.
Блестело море, все в ярком свете, и грозно волны о берег бились.
В их львином реве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их
ударов, дрожало небо от грозной песни:
"Безумству храбрых поем мы славу!
Безумство храбрых - вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с
врагами истек ты кровью... Но будет время - и капли крови твоей горячей,
как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной
жаждой свободы, света!
Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь
живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!
Безумству храбрых поем мы песню!.."
... Молчит опаловая даль моря, певуче плещут волны на песок, и я
молчу, глядя в даль моря. На воде все больше серебряных пятен от лунных
лучей... Наш котелок тихо закипает.
Одна из волн игриво вскатывается на берег и, вызывающе шумя, ползет к
голове Рагима.
- Куда идешь?.. Пшла! - машет на нее Рагим рукой, и она покорно
скатывается обратно в море.
Мне нимало не смешна и не страшна выходка Рагима, одухотворяющего
волны. Все кругом смотрит странно живо, мягко, ласково. Море так
внушительно спокойно, и чувствуется, что в свежем дыхании его на горы, еще
не остывшие от дневного зноя, скрыто много мощной, сдержанной силы. По
темно-синему небу золотым узором звезд написано нечто торжественное,
чарующее душу, смущающее ум сладким ожиданием какого-то откровения.
Все дремлет, но дремлет напряженно чутко, и кажется, что вот в
следующую секунду все встрепенется и зазвучит в стройной гармонии
неизъяснимо сладких звуков. Эти звуки расскажут про тайны мира, разъяснят
их уму, а потом погасят его, как призрачный огонек, и увлекут с собой душу
высоко в темно-синюю бездну, откуда навстречу ей трепетные узоры звезд
тоже зазвучат дивной музыкой откровения...