Гайдар А. / книги / Война и дети



  

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

 
Код произведения: 2544 
Автор: Гайдар А. 
Наименование: Война и дети 





Аркадий Гайдар

                             Война и дети

                            Фронтовой очерк


     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: А.Гайдар. Собрание сочинений в трех томах. Том 2
     Издательство "Правда", Москва, 1986
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 13 декабря 2001
     ---------------------------------------------------------------------


     Тыловая железнодорожная станция на пути к  фронту.  Водонапорная башня.
Два  прямых  старых  тополя.  Низкий  кирпичный  вокзал,  опоясанный густыми
акациями.
     Воинский эшелон останавливается. К вагону с кошелками в руках подбегают
двое поселковых ребятишек.
     Лейтенант Мартынов спрашивает:
     - Почем смородина?
     Старший отвечает:
     - С вас денег не берем, товарищ командир.
     Мальчишка  добросовестно наполняет стакан  верхом,  так  что  смородина
сыплется на горячую пыль между шпал.  Он опрокидывает стакан в подставленный
котелок, задирает голову и, прислушиваясь к далекому гулу, объявляет:
     - "Хенкель"  гудит...  Ух!  Ух!  Задохнулся.  Вы  не  бойтесь,  товарищ
лейтенант, вон они наши пошли истребители. Здесь немцам по небу прохода нет.
     Он  подхватывает  кошелку  и  мчится  дальше.  У  вагона  остается  его
белобрысый,   босоногий  братишка  лет  семи  от  роду.   Он  сосредоточенно
прислушивается к далекому гуду зениток и серьезно объясняет:
     - Ось! Там вона бухает...
     Лейтенанта Мартынова это сообщение заинтересовывает.  Он садится на пол
у дверей и, свесив ноги наружу, поедая смородину, спрашивает:
     - Гм! А что же, хлопец, на той войне люди делают?
     - Стрыляют,  - объясняет мальчишка, - берут ружье или пушку, наводют...
и бах! И готово.
     - Что готово?
     - Вот чего!  - с досадой восклицает мальчишка. - Наведут курок, нажмут,
вот и смерть будет.
     - Кому  смерть -  мне?  -  И  Мартынов невозмутимо тычет пальцем себе в
грудь.
     - Да ни!  -  огорченно вскрикивает удивленный непонятливостью командира
мальчишка.  - Пришел якийсь-то злыдень, бомбы на хаты швыряет, на сараи. Вот
там бабку убили,  двух коров разорвало. О то чего, - насмешливо пристыдил он
лейтенанта, - наган нацепил, а как воевать, не знает.
     Лейтенант Мартынов сконфужен. Окружающие его командиры хохочут.
     Паровоз дает гудок.
     Мальчишка, тот, что разносил смородину, берет рассерженного братишку за
руку  и,   шагая  к  тронувшимся  вагонам,  протяжно  и  снисходительно  ему
объясняет:
     - Они знают! Они шутят! Это такой народ едет... веселый, отчаянный! Мне
один командир за стакан смородины бумажку трехрублевую на ходу подал.  Ну, я
за вагоном, бежал, бежал. Но все-таки бумажку в вагон сунул.
     - Вот...  - одобрительно кивает головой мальчишка. - Тебе что! А он там
на войне пусть квасу или ситра купит.
     - Вот дурной! - ускоряя шаг и держась вровень с вагоном, снисходительно
говорит старший.  -  Разве на войне это пьют?  Да не жмись ты мне к боку! Не
крути головой!  Это  наш "И-16" -  истребитель,  а  немецкий гудит тяжко,  с
передыхом. Война идет на второй месяц, а ты своих самолетов не знаешь.

     Фронтовая полоса.  Пропуская гурты  колхозного скота,  который уходит к
спокойным пастбищам на восток, к перекрестку села, машина останавливается.
     На  ступеньку вскакивает хлопчик лет  пятнадцати.  Он  чего-то  просит.
Скотина мычит, в клубах пыли щелкает длинный бич.
     Тарахтит мотор,  шофер отчаянно сигналит,  отгоняя бестолковую скотину,
которая не  свернет до  тех  пор,  пока не  стукнется лбом о  радиатор.  Что
мальчишке надо? Нам непонятно. Денег? Хлеба?
     Потом вдруг оказывается:
     - Дяденька, дайте два патрона.
     - На что тебе патроны?
     - А так... на память.
     - На память патронов не дают.
     Сую  ему  решетчатую оболочку от  ручной гранаты и  стреляную блестящую
гильзу.
     Губы мальчишки презрительно кривятся:
     - Ну вот! Что с них толку?
     - Ах,  дорогой!  Так  тебе  нужна такая память,  с  которой можно взять
толку?  Может быть, тебе дать вот эту зеленую бутылку или эту черную, яйцом,
гранату?   Может  быть,   тебе   отцепить  от   тягача  вот   ту   небольшую
противотанковую пушку? Лезь в машину, не ври и говори все прямо.
     И  вот начинается рассказ,  полный тайных недомолвок,  уверток,  хотя в
общем нам уже все давно ясно.
     Сурово  сомкнулся вокруг  густой  лес,  легли  поперек дороги  глубокие
овраги,  распластались по берегам реки топкие камышовые болота. Уходят отцы,
дяди и старшие братья в партизаны.  А он еще молод, но ловок, смел. Он знает
все лощинки, последние тропинки на сорок километров в округе.
     Боясь,  что ему не  поверят,  он  вытягивает из-за  пазухи завернутый в
клеенку комсомольский билет.  И не будучи вправе рассказать что-либо больше,
облизывая потрескавшиеся, запыленные губы, он ждет жадно и нетерпеливо.
     Я смотрю ему в глаза.  Я кладу ему в горячую руку обойму.  Это - обойма
от моей винтовки. Она записана на мне.
     Я беру на себя ответ за то, что каждая выпущенная из этих пяти патронов
пуля полетит точно в ту, куда надо, сторону.
     - Как тебя зовут?
     - Яков.
     - Послушай,  Яков, ну зачем тебе патроны, если у тебя нет винтовки? Что
же ты, из пустой крынки стрелять будешь?
     Грузовик  трогается.  Яков  спрыгивает с  подножки,  он  подскакивает и
весело кричит что-то несуразное,  бестолковое. Он смеется и загадочно грозит
мне  вдогонку пальцем.  Потом,  двинув  кулаком по  морде  вертевшуюся около
корову, он исчезает в клубах пыли.
     Ой, нет! Этот паренек заложит обойму не в пустую крынку.
     Дети!  На десятки тысяч из них война обрушилась точно так же,  как и на
взрослых, уже хотя бы потому, что сброшенные над мирными городами фашистские
бомбы имеют для всех одинаковую силу.
     Остро,  чаще острее,  чем взрослые,  подростки -  мальчуганы, девочки -
переживают события Великой Отечественной войны.
     Они жадно, до последней точки, слушают сообщения Информбюро, запоминают
все детали героических поступков,  выписывают имена героев,  их  звания,  их
фамилии.
     Они с  беспредельным уважением провожают уходящие на  фронт эшелоны,  с
безграничной любовью встречают прибывающих с фронта раненых.
     Я видел наших детей в глубоком тылу,  в тревожной прифронтовой полосе и
даже на линии самого фронта.  И  повсюду я  видел у них огромную жажду дела,
работы и даже подвига.
     Перед боем на берегу одной речки встретил я недавно парнишку.
     Разыскивая пропавшую корову,  чтобы сократить путь,  он переплыл реку и
неожиданно очутился в расположении немцев.
     Спрятавшись в  кустах,  он сидел в трех шагах от фашистских командиров,
которые долго разговаривали о чем-то, держа перед собой карту.
     Он вернулся к нам и рассказал о том, что видел.
     Я у него спросил:
     - Погоди! Но ведь ты слышал, что говорили их начальники, это же для нас
очень важно.
     Паренек удивился:
     - Так они же, товарищ командир, говорили по-немецки!
     - Знаю,  что не по-турецки.  Ты сколько окончил классов? Девять? Так ты
же должен был хоть что-нибудь понять из их разговора?
     Он уныло и огорченно развел руками:
     - Эх, товарищ командир! Кабы я про эту встречу знал раньше...

     Пройдут годы.  Вы станете взрослыми. И тогда в хороший час отдыха после
большой и мирной работы вы будете с радостью вспоминать о том, что когда-то,
в грозные дни для Родины,  вы не болтались под ногами, не сидели сложа руки,
а  чем  могли  помогали своей стране в  ее  тяжелой и  очень важной борьбе с
человеко-ненавистным фашизмом.

     Действующая армия
     "Комсомольская правда", 1941, 21 августа.