Код произведения: 12753
Автор: Шукшин Василий
Наименование: Дядя Ермолай
Василий Шукшин
ДЯДЯ ЕРМОЛАЙ
Вспоминаю из детства один случай.
Бала страда. Отмолотились в тот день рано, потому что заходил
дождь. Небо - синим-сине, и уж дергал ветер. Мы, ребятишки, рады были
дождю, рады были отдохнуть, а дядя Ермолай, бригадир, недовольно
поглядывал на тучу и не спешил.
- Не будет никакого дождя. Пронесет все с бурей. - Ему охота было
домолотить скирду. Но... все уж собирались, и он скрепя сердце тоже
стал собираться.
До бригадного дома километра полтора. Пока добрались, пустили
коней и поужинали, синева наползла, но дождя, правда, не было. Налетел
сильный ветер, поднялась пыль... Во тьме трепетно вспыхивали молнии и
гремел гром. Ветер рвал, носил, а дождя не было.
- Самая воровская ночь, - сказал дядя Ермолай. - Ну-ка, Гришка...
- дядя Ермолай поискал глазами, я попался ему. - Гришка с Васькой,
идите на точок - там ночуете. А то как бы в такую-то ночку не подъехал
кто да не нагреб зерна. Ночь-то... самая такая.
Мы с Гришкой пошли на ток.
Полтора километра, которые мы давеча проскакали мигом, теперь
показались нам долгими и опасными. Гроза разыгралась вовсю: вспыхивало
и гремело со всех сторон! Прилетали редкие капли, больно били по лицу.
Пахло пылью и чем-то вроде жженым - резко, горьковато. Так пахнет,
когда кресалом бьют по кремню, добывая огонь.
Когда вверху вспыхивало, все на земле - скирды, деревья, снопы в
суслонах, неподвижные кони, - все как будто на миг повисало в воздухе,
потом тьма проглатывала все; сверху гремело гулко, уступами, как будто
огромные камни срывались с горы в пропасть, сшибались.
Мы наконец заблудились. Сбились с дороги и потеряли ту скирду, у
какой молотили. Их было много. Останавливались, ждали, когда осветит:
опять все вроде подскакивало, короткий миг висело в воздухе, в синем,
резком свете, и все опять исчезло, и в кромешной тьме грохотали вниз
огромные камни.
- Давай залезем в первую попавшую скирду и заночуем, - предложил
Гришка.
- Давай, конечно.
- А утром скажем, что ночевали на точке, кто узнает?!
Залезли и обмолоченную скирду, в теплую пахучую солому.
Поговорили малость, наказали себе проснуться пораньше.. И не наметили,
как и заснули, не слышали, как ночью тол дождь.
Утро раскинулось ясное, умытое, тихое. Мы, конечно, проспали. Но
так как ночью промочило, наши молотить рано не поедут, мы знали. Мы
пошли в дом.
- Ну, караульщики, - спросил дядя Ермолай, увидев нас, мне
показалось, что он смотрит пытливо, - как ночевали?
- Хорошо.
- Все там в порядке? На точке-то?
- Все в порядке. А что?
- Ничего. Спрашиваю... Я посылал, я и спрашиваю. "А что?" - А сам
все смотрит. Мне стало не по себе. - Зерно-то целое?
- Целое. У Гришки круглые, ясные глаза; он смотрит не мигая. А
что?
- Да вы были там?! На точке-то?
У меня заныл копчик позвоночника, копчик. Гришка тоже
растерялся... Хлоп-хлоп глазами.
- Как это "были" ?..
- Ну да, были вы там?
- Были. А где же мы были?
Эх, тут дядя Ермолай взвился.
- Да не были вы там, сукины вы сыны! Вы где-то под суслоном
ночевали, а говорите - на точке! Сгребу вот счас обоих да носом - в
точок-то, носом, как котов пакостливых. Где ночевали?
- От... Ты чо?
- Где ночевали?!
- На точке. - Гришка, видно, решил стоять насмерть. Мне стало
легче.
- Васька, где ночевали?
- На точке.
- Да растудыт вашу туда-сюда и в ребра!.. - Дядя Ермолай аж за
голову взялся и болезненно сморщился. - Ты гляди, что они
вытворяют-то! Да не было вас на току, не было-о! Я ж был там! Ну?!
Обормоты вы такие, обормоты! Я ж следом за вами пошел туда - думаю,
дошли они хоть? Не было вас там!
Это нас не смутило - что он, оказывается, был на току.
- Ну и что?
- Что?
- Ну и... мы тоже были. Мы, значит, маленько попозже... Мы
блудили.
- Где попозже?! - взвизгнул дядя Ермолай. - Где попозже-то?! Я
там весь дождь переждал! Я только к свету оттуда уехал. Не было вас
там!
- Были...
Дядя Ермолай ошалел... Может быть, мы - в глазах его - тоже на
миг подпрыгнули и повисли в воздухе, как вчерашние скирды и кони -
отчего-то у него глаза сделались большие и удивительные.
- Были?
- Были.
Он схватил узду... Мы - в разные стороны. Дядя Ермолай постоял с
уздой, бросил, сморщился болезненно и пошел прочь, вытирая ладошкой
глаза. Он был не очень здоровый.
- Обормоты, - говорил он на ходу. - Не были же, не были - и в
глаза врут стоят. Штыбы бы вам околеть, не доживая веку! Штыбы бы
вам... Жоны злые попались!.. Обормоты. В глаза врут стоят - и хоть бы
что! О!.. - Дядя Ермолай повернулся к нам: - Да ты скажи честно:
испужались, может, не нашли - нет, в глаза смотрют и врут. Обормоты...
По пять трудодней снимаю, раз вы такие.
Днем, когда молотили, дядя Ермолай еще раз подошел к нам.
- Гришка, Васька... сознайтесь: не были на точке? По пять
трудодней не сниму. Не были же?
- Были.
Дядя Ермолай некоторое время смотрел на нас... Потом позвал с
собой.
- Идите сюда... Идите, идите. Вот тут вот я от дождя прятался. -
Показал. И посмотрел на нас с мольбой: - А вы где же прятались?
- А мы - с той стороны.
- С какой?
- Ну, с той.
- Да где же с той-то?! Где с той-то? - Он опять стал терять
терпение. - Я же шумел, вас звал!.. Я ее кругом вою обошел, скирду-то.
А молонья такая резала, что тут ни то что людей, иголку на земле
найдешь. Где были-то?
- Тут.
Дядя Ермолай из последних сил крепился, чтоб опять не взвиться.
Опить сморщился...
- Ну ладно, ладно... Вы, может, боитесь, что я ругаться буду? Не
буду. Только честно скажите: где ночевали? Не скину по пять
трудодней... Где ночевали?
- На току.
- Да где на току-то!! - сорвался дядя Ермолай. - Где на току-то?!
Где, когда я... У-у, обормоты! - Он заискал глазами - чем бы огреть
нас.
Мы убежали.
Дядя Ермолай ушел за скирду... Опять, наверно, всплакнул.
Теперь, много-много лет спустя, когда я бываю дома и прихожу на
кладбище помянуть покойных родных, я вижу на одном кресте:
"Емельянов Ермолай...вич".
Ермолай Григорьевич, дядя Ермолай. И его тоже поминаю - стою над
могилой, думаю. И дума моя о нем - простая: вечный был труженик,
добрый, честный человек. Как, впрочем, все тут, как дед мой, бабка.
Простая дума. Только додумать я ее не умею, со всеми своими
институтами и книжками. Например: что был в этом, в их жизни, какой-то
большой смысл? В том именно, как они ее прожили. Или - не было
никакого смысла, а была одна работа, работа... Работали да детей
рожали. Видел же я потом других людей... Вовсе не лодырей, нет, но...
свою жизнь они понимают иначе. я се понимаю иначе! Но только когда
смотрю на их холмики, я не знаю: кто из нас прав, кто умнее?